Дагиды
Шрифт:
– Я и говорю, самоубийство, – басовито прогудел он. – Вы считаете, она отравилась?
– Я сказал, что она обескровлена. Это куда ужасней.
– Ее убили? – спросил отец Веры, который держался вместе с женой у входа в комнату.
Консьерж отрицательно замотал головой:
– Невозможно. Она вчера пришла рано вечером. И к ней никто не приходил.
– Объясните, пожалуйста, точнее вашу мысль, – обратился Мирон Прокоп к комиссару.
– Я
– Всякое преступление в принципе неестественно.
– Это особое преступление. Взгляните на рану. Четкие, ровные края и слегка волнистый зигзаг. Это след зубов. Что-то… кто-то впился несчастной в горло…
– И потом?
Эти слова испуганно прошептала мать Веры. Комиссар поочередно посмотрел на каждого из присутствующих.
– И потом… пил кровь этой женщины, пока жизнь не покинула ее.
Вера вскрикнула. Прокоп подошел к ней и дружески сжал локоть. Ее отец потер кончик носа и заявил недоверчивым тоном:
– Но послушайте, комиссар! Вы нам рассказываете сказку о вампире!
Полицейский опустил голову. Он не мог найти другого объяснения. Молча и боязливо присутствующие отошли от тахты. Консьерж резонно заметил:
– Это меня совсем не удивляет. Странная женщина, я всегда так думал. Вечерами, поднимаясь к себе, я часто слышал ее рыдания.
Отец Веры недоуменно пожал плечами:
– Комиссар, вы преувеличиваете. Какие вампиры в наше время? Расскажите еще о волках-оборотнях.
– Я ничего не преувеличиваю, – ответил задетый комиссар. – Не в первый раз я вынужден приходить к такому выводу.
Мать Веры заплакала:
– Бедная женщина. Такая добрая…
– Такая добрая, – вздохнула Вера и украдкой взглянула на Прокопа. – Такая красивая, милая…
И она, словно кошечка, облизала язычком тонкие подвижные губы.
Прокоп и Вера гуляли в знакомом парке. Мару похоронили этим утром. После встречи в присутствии комиссара они более ни разу не заговаривали о женщине, которая их познакомила.
Прокоп обнял ее за талию, и они медленно обогнули тщательно ухоженный газон, окаймленный изящной узорчатой загородкой.
– Я хочу сделать вам признание, маленькая фея.
– Ой, как интересно!
– Присядем.
Они остановились подле старой черной скамейки. Прокоп закусил губу, нахмурился, потом все же решился:
– Вера… Знаете ли, я недавно, однажды ночью, хотел прийти в вашу комнату.
– Правда? –
– Но я не все время оставался на лестнице.
– Почему же вы побоялись меня удивить? – Она говорила торопливо и горячо.
– Вера, я заходил к вам…
Она мягко покачала головой и снисходительно улыбнулась.
– Вам приснилось, дядя Прокоп… Вы всю ночь просидели на ступеньке.
Он смутился и снова стал припоминать события той ночи. Может быть, она права? В последнее время он действительно запутался в пересечениях реального и воображаемого. Тут и в самом деле нетрудно потерять ориентир. Он желал ее до страсти, до горловой спазмы. Поперхнулся, откашлялся, запинаясь произнес:
– Маленькая фея… Я бы так хотел… чтобы я был там… в вашей комнате…
– Очень хорошо. Я бы тоже хотела.
Она нежно потерлась щекой о его подбородок.
– Правда? Ждите меня сегодня ночью…
Их пальцы жадно переплелись, и молчание скрепило договор лучше всяких слов.
День клонился к закату. Парк давно опустел. Желтая лохматая собачка выглянула на них из кустов и удалилась в аллею с видом комичного достоинства.
Вера осторожно высвободилась.
– А вы верите в вампиров? – спросила она, не поднимая глаз.
– Нет.
– Нисколько не верите?
– Нисколько.
Она захохотала.
– Дядя Прокоп, может, поиграете в вампиров со мной?
Она произнесла нараспев: «самноэ», как цирковой клоун.
– Почему бы и нет?
Она приблизила глаза, смешливо угрожающие, раскрыла губы и залязгала зубами.
– Можно укусить?
– Да… только не больно.
Он доверчиво подставил шею.
И тогда искоса заметил… нечто в глазах Веры. Похолодел, вытянул руку, отпрыгнул прежде, чем она его коснулась. Его лицо исказилось от боли и отвращения. Потом резко сказал:
– Пора возвращаться. Что это мы затеяли? Глупость какая!
Вера прыснула, как девчонка, которой удалась хитрая проделка.
– А вы ужасно чувствительный…
На следующий день Мирон Прокоп лежал мертвый в своей постели. Его голова была запрокинута, и на горле розовела маленькая аккуратная рана.
Вера его не видела. Рано утром она уехала с подругой кататься на велосипеде. С той самой, про которую она сказала матери, прежде чем сесть в седло:
– Ты ее знаешь: симпатичная блондиночка. У нее еще такая грациозная шея…