Дахут, дочь короля
Шрифт:
Гвилвилис была на Бдении на Сене. Грациллонию стало от этого странно печально, несмотря на то, что накануне вечером он побывал у нее дома. Она не осмелилась на большее, чем поцелуй. Он был робким и соленым.
Суффетским представителям он произнес точно такую же короткую речь, как и раньше, когда собирался в отлучку: его влекла Необходимость, на горизонте ничего настоятельного не было, им следует заботиться об управлении Исом в соответствии с законом и обычаем, вернется же он тогда, когда будут приняты все требуемые меры. После он попросил
— Мы все желаем вам блага, о король. Да будут с вами боги; — прежде чем его могучая фигура исчезла за дверью.
Теперь Грациллоний стоял на возвышении перед богами и своими защитниками, взирая сверху на восьмерых женщин, сидящих в первом ряду. Это утро было опять ярким, свет наполнял огромную палату до краев. Белые головные уборы сверкали, а голубые платья сияли.
Он рассматривал их одну за другой. Тамбилис, Бодилис, Форсквилис. Окутанная своим равнодушием Ланарвилис. Рядом с суровой Виндилис тоскливо смотрела со своего места Иннилис. Малдунилис улыбалась ему той улыбкой, что, он знал это, была приглашением, обещанием ждать его возвращения. Дахут — Дахут сидела одна в трех-четырех футах дальше. Она тоже была одета в голубое, оттенявшее глубину ее глаз, но — это словно кричало о том, что она еще не совсем верховная жрица — была с непокрытой головой. Волосы лавиной спускались, обрамляя лицо, прямо как у ее матери. Ему казалось, что она все тоскует, словно хочет прыгнуть в объятия отца, но еще не знает как.
— Я хотел попрощаться с вами наедине, — неловко сказал он.
— А что тут говорить, кроме слова «прощай»? — парировала Ланарвилис.
— Нет, сестра, — упрекнула ее Бодилис, — мы для Грациллония больше, чем королевы. Мы ему жены и дочь. Отправим же его с любовью.
— О, возвращайся скорее домой, — тихо обратилась Тамбилис.
— Да, — нехотя сказала Виндилис, — мы должны пожелать тебе удачи у римлян.
— Ты победишь, — настаивала Малдунилис. — Победишь.
Он едва услышал, как Иннилис сказала:
— А там он сможет продолжить лечение?
— Знаю только то, — сказала Форсквилис, — к лучшему или к худшему, но такого как он у нас не будет.
Грациллоний поискал взглядом Дахут. Ее губы едва шевельнулись беззвучно, прежде чем она покачала головой.
— Ну что ж, — сказал он, проглотив комок в горле, — живите в мире, дорогие мои.
Он взял у Админия Молот и мимо женщин вывел солдат. Последним взглядом окинув палату, он увидел маячащие под потолком изображения богов, а под ними голову Дахут, горящую золотым пламенем.
Народ приветствовал его на улицах, но не обращался, когда он шел во дворец. Там он сменил платье на одежду центуриона и положил в сундучок Ключ. На заднем дворе в нетерпении ждал Фавоний. Он вскочил на спину жеребцу. Курьер Сигон с особого позволения уже был верхом. Они поскакали вниз к дороге Лера, меж тянущихся вдоль нее статуй и стен, средь заполнившего улицы народа по направлению к Верхним воротам. Следом топали двадцать три легионера. Они прощались со своими родными.
Вьючные животные уже стояли снаружи. Люди взяли их под уздцы, встали в дорожный строй, вошли в ритм пути. Грациллоний вел их по направлению к Редонианской дороге. Так было быстрее, чем идти через городское движение к Северным воротам.
— Не
— Я знаю ферму, где мы переночуем, — сказал Грациллоний. — Следующее хорошее место на расстоянии суточного перехода.
Он мельком пожелал себе поменьше грубить. Сигон был достаточно вежлив. Не важно. У него, Грациллония, много чего помимо этого творилось на душе. Поскольку ничего плохого не предвиделось, он был рад избавиться от Ключа.
Они перешли на другую сторону канала и прошли поворот на Церемониальную дорогу. Там раскинулась Королевская роща. Она темнела на снегу как запекшаяся кровь. Они оставили ее у себя за спиной и вышли к мысу Ванне.
Грациллоний натянул поводья. Он и его люди отдали честь на могиле Эпилла. Курьер был удивлен, но от вопросов удержался.
Грациллоний задержался еще на мгновение, чтобы оглянуться! Море успокоилось, как стальное зеркало, за исключением тех мест, где оно белым разбивалось о рифы. При такой ясной погоде он различал вдалеке Сен, даже башни в низине. Дорога сворачивала вниз, туда, где против утесов мыса Pax стоял Ис. Стена образовывала красное кольцо, из которого вырастали мерцающие башни. А меж ними, вокруг них — чайки, сотни крыльев над Исом.
— Берегите Дахут, — велел он им. — Охраняйте ее и ее красоту.
Фавоний фыркал и вставал на дыбы. Грациллоний обуздал коня, потом отпустил поводья и поскакал дальше.
Чары холода окончились. Снег начал таять. Наливаясь, журчал канал. Шумел ветер, сталкивал буруны на рифы, качал деревья, наводил на сушу облачные тени.
Скоро возобновится торговля, как только можно будет ездить по мокрым дорогам. По мощенным торговым путям уже приезжали первые путешественники. В большинстве своем они везли лес, уголь, меха, кожу, — зимнюю продукцию. Некоторые заехали дальше, искатели приключений, негоцианты, авантюристы.
Со стороны Гезокрибата, по направлению к Аквилонской дороге и оттуда на запад, мулы тащили три повозки. На первой из них на вершине тюков восседал человек, бренчал на плане и пел. Многим песня была чужая, слова непонятны, но звучала она так, что его спутники с наслаждением заслушались. Стражи Верхних ворот заприметили его и уделили особое внимание. Они не чувствовали опасения. Ис день и ночь был открыт для всякого доброго человека, и чужеземцам оказывали должное гостеприимство. Просто он был так огромен, поющий здоровяк.
— Кто идет? — спросил моряк.
— Ты меня знаешь, — откликнулся сквозь соленый ветер со своего коня предводитель купеческого отряда. — Адрений, торговец топливом.
— Я имел в виду его, что с тобой.
— Скотт, присоединившийся к нам в пути. Он хороший парень.
— Меня зовут Ниалл, — прокричал незнакомец с акцентом, но на беглом исанском. — Хочу поглядеть на чудеса вашего города.
Охранник добродушно помахал пикой. Ниалл въехал в город.
Глава семнадцатая