Далекие часы
Шрифт:
Не представляю, что старший инспектор Роулинз подумал при виде растрепанной усталой женщины, которая спешила к нему через поле, тем более когда я начала свой рассказ. К его чести, он сумел сохранить поразительное хладнокровие, когда за утренним чаем я предложила ему расширить рамки расследования и заявила, что из достоверных источников знаю об останках двух мужчин, погребенных рядом с замком. Он только чуть замедлил движение ложечки в чашке и уточнил:
— Двух мужчин? Очевидно, вам неизвестны их имена.
— Вообще-то известны. Одного звали Оливер Сайкс,
— Понятно.
Он прихлопнул комара рядом с ухом, не сводя с меня глаз.
— Сайкс лежит на западной стороне, где раньше был ров.
— А второй?
Я вспомнила ночную грозу и ужасный бег Юнипер по коридорам в сад. Перси не сомневалась, где ее искать.
— Томас Кэвилл погребен на кладбище домашних животных, — ответила я. — Прямо посередине, рядом с камнем, на котором написано «Эмерсон».
Инспектор отпил из чашки, поразмыслил и добавил еще пол-ложечки сахара. Снова помешал, разглядывая меня слегка сощуренными глазами.
— Если вы проверите записи, — продолжила я, — то обнаружите, что Томаса Кэвилла признали пропавшим без вести и записей о смерти этих двух мужчин нет.
Перси Блайт права, каждому нужны свои даты рождения и смерти. Одной первой даты недостаточно. Пока скобки не закрыты, мертвецу не дадут покоя.
Я решила не писать вступление к изданию «Слякотника» для «Пиппин букс». Объяснила Джудит Уотерман, что у меня совершенно нет времени, что я в любом случае не успела встретиться с сестрами Блайт до пожара. Она сказала на это, что все понимает и уверена, что Адам Гилберт охотно возьмется за работу с того места, где ему пришлось прерваться. Я признала, что это разумно, ведь именно он собрал все предварительные сведения.
Не мне было писать вступление. Загадка, которая семьдесят пять лет мучила литературных критиков, получила отгадку, но я не могла поделиться ею с миром. Поступить так означало жестоко предать Перси Блайт. «Это семейная история», — заметила она, прежде чем спросить, можно ли мне доверять. И теперь я не вправе открыть печальную и грязную правду, которая навеки бросит тень на роман. На книгу, сделавшую меня читательницей.
Написать же что-либо другое, переиначить старые добрые рассуждения о загадочном происхождении книги было бы поистине лицемерием. Кроме того, Перси Блайт наняла меня под фальшивым предлогом. Она не хотела, чтобы я сочиняла вступление, она хотела, чтобы я исправила официальные записи. И я сделала это. Роулинз и его парни расширили рамки расследования и отыскали в земле замка два тела, именно там, где я указала. Тео Кэвилл наконец выяснил, что случилось с его братом Томом: тот погиб грозовой ночью в замке Майлдерхерст в разгар войны.
Старший инспектор Роулинз пытался выжать из меня какие-либо подробности, но я хранила молчание. Мне не пришлось кривить душой, ведь я действительно больше ничего не знала. Перси говорила одно, Юнипер другое. Я верила, что Перси покрывала сестру, но доказать не могла. Да и не собиралась доказывать. Правда умерла вместе с тремя сестрами, и если камни фундамента
V
1
Гроза, пришедшая с Северного моря к вечеру двадцать девятого октября 1941 года, гремела и стонала, сгущалась и хмурилась, прежде чем остановиться над башней замка Майлдерхерст. Первые капли еще на закате как бы нехотя пробились сквозь тучи, и мириады других последовали за ними перед наступлением ночи. Гроза была сдержанной, дождь предпочитал грохоту постоянство; час за часом размеренно плюхались крупные капли, струились по черепице, стекали с карнизов. Ручей Роувинг разбух, темный пруд в Кардаркерском лесу потемнел еще больше, и чуть просевшая юбка из мягкой земли вокруг замка напиталась водой, так что во тьме даже появились очертания давно засыпанного рва. Но близнецы в замке ничего об этом не знали; они знали только, что после часов напряженного ожидания в дверь все-таки постучали.
Саффи успела первой, оперлась рукой о косяк и вставила латунный ключ в скважину. Замок подавался туго, как всегда, и на мгновение она вступила с ним в борьбу, заметив, что ее руки дрожат, что лак на ногтях облупился, что кожа выглядит старой; затем механизм уступил, дверь поддалась, и подобные мысли улетели в сырую темную ночь, потому что на пороге стояла Юнипер.
— Дорогая моя девочка! — Саффи едва не заплакала при виде младшей сестры, которая в целости и сохранности наконец-то добралась до дома. — Слава богу! Мы так по тебе скучали!
— Я потеряла ключ, — сказала Юнипер. — Простите.
Несмотря на взрослый плащ-дождевик и взрослую прическу, которая выглядывала из-под шляпки, в полумраке дверного проема Юнипер казалась сущим ребенком. Саффи не удержалась, взяла лицо сестры в ладони и поцеловала ее в лоб, как делала, когда Джун была маленькой.
— Чепуха. — Саффи жестом указала на Перси, мрачное настроение которой растворилось в камнях. — Мы так рады видеть тебя дома целой и невредимой. Дай мне на тебя посмотреть…
Она придержала сестру на расстоянии вытянутой руки, и ее грудь защемило от радости и облегчения, которых она не смогла бы выразить словами; вместо этого она заключила Юнипер в объятия.
— Ты так опоздала, что мы начали беспокоиться…
— Автобус. Мы остановились из-за какого-то… несчастного случая.
— Несчастного случая? — отозвалась Саффи, отступая назад.
— Что-то с автобусом. Затор на дороге, наверное; я точно не знаю…
Юнипер улыбнулась и пожала плечами, не закончив фразу, но на ее лице промелькнуло недоумение. Перемена была мгновенной, однако этого хватило; обрывок фразы эхом разнесся по комнате, как будто Юнипер отчетливо произнесла его. «Не помню». Два простых слова, невинных в чьих угодно устах, но только не Юнипер. Тревога тяжело заворочалась на дне желудка Саффи. Она взглянула на Перси и уловила такое же знакомое беспокойство на ее лице.