Далекие горнисты
Шрифт:
Скользя ладонью по перилам, я пошел к открытой двери, из которой доносился стук часов. Был он громкий, славно в металлический ковшик роняли железные шарики. Братик обогнал меня, он уже перестал бояться.
Мы вошли в квадратную комнату и сразу увидели часы. Они были очень старые и громадные, ростом со взрослого мужчину. Стояли они на полу —
Высоко вверху за стеклом дверцы мерцал фарфоровый круг с черными трещинами и медными римскими цифрами. Узорные стрелки показывали без двух минут двенадцать. Внизу тяжело ходил медный маятник, похожий на сковородку.
— Ну, давай, берись за стрелки, — сказал я. — Пора.
Валерка с досадой пожал плечами.
— Да не могу я. Ну… нельзя нам. Ничего не выйдет. Это ты один можешь. Понимаешь?
Я кивнул и, покосившись на рыцарей, потянул дверцу. Она отошла, и стук часов стал еще громче. Я поднялся на цыпочки и прикоснулся к большой стрелке. Она была холодная, как сосулька.
Внутри часов нарастало скрежетанье. Мы напряженно замерли. Скрежетанье исчезло, и мягко, негромко, толкнулся первый удар.
— Верти! — тонко крикнул Братик.
Я завертел стрелку так, что она расплылась в прозрачный круг, на котором вспыхнули лунные искры. Часы удивленно промолчали, потом ударили еще два раза. И тут я с отчетливой тоской понял, что мы расстаемся. Валерка и Братик исчезнут сейчас, и я останусь в этом пустом лунном одиночестве. Мы даже не успеем ничего оказать друг другу.
Я так не мог!
Рука слегка задержала стрелку.
— Ну что ты? — не сердито, а как-то жалобно крикнул Валерка. — Крути! Боишься?
Я подумал, что теперь всю жизнь он будет считать меня предателем. И снова нажал на стрелку (а часы били). Но тут пришла спасительная мысль.
— Бесполезно, — оказал я, устало обернувшись. — Потому что не успеть. Ну смотри: один круг — это один час. В сутки двадцать четыре часа. В году триста шестьдесят пять суток. А за пятьсот лет? Это больше четырех миллионов оборотов!
Наяву я ни за что не сосчитал бы так быстро: арифметику всегда еле тянул на тройку…
Часы ударили последний раз, и навалилась тишина.
Валерка и Братик были рядом, но я не радовался. Им было очень грустно, и я чувствовал себя виноватым. Надо было все же вертеть стрелки до конца. Всегда надо вертеть до конца.
— Тогда пусть возьмет меч, — вполголоса, но настойчиво сказал Братик.
— Какой меч? — спросил я.
— Он не тяжелый, — торопливо сказал Братик. — Только им надо убить железного змея. Это он держит нас в плену.
— Сможешь? — нерешительно и с надеждой опросил Валерка.
Начиналась совсем уже сказка. А у сказки
— Только этот меч на старом кладбище, — виновато сказал Валерка.
— Подумаешь…
— Тогда пойдем?
— Пойдем.
Мне очень не хотелось идти. Я ни капельки не боялся ночного кладбища, но опять стало тоскливо. Сказка разворачивалась по своим законам, и я знал: скоро надо расставаться с Валеркой.
Можно было бы не ходить, придумать что-нибудь, отказаться. Я чувствовал, что он даже не обидится. Но я шел, потому что ни во сне, ни наяву дружбу не завоюешь предательством.
Лунные улицы были совсем непохожи на дневные. Афишные тумбы напоминали маленькие терема. От них падали очень черные тени. Каждый дом был загадочен, словно в нем пряталась целая приключенческая повесть. На углу, где раньше стоял газетный киоск, возвышалась трансформаторная будка, очень странная: на громадном, разлапистом пне — бревенчатая кособокая избушка. От нее тянулись провода. С пня прыгнул на асфальт крошечный гном с электрическим фонариком и юркнул в подворотню. Я не удивился.
Мы вышли на освещенное луной место. Кругом были травянистые холмики и серые продолговатые камни, похожие на обломки бетонных панелей. На камнях темнели буквы. Торчало несколько кривых крестов. Один крест — очень маленький, но на длинной ножке — ярко блестел. И вдруг я понял: это воткнутый в холмик меч с крестообразной рукоятью.
Валерка с Братиком остановились. Я шагнул к мечу. Витая рукоятка с перекладиной была на уровне моих плеч. Я ухватил ее двумя руками и потянул. Клинок легко-легко вышел из земли. На лезвии не осталось ни крошки чернозема. Лунный свет буквально стекал по сверкающему лезвию. Казалось, он начнет падать с острия тяжелыми, как ртуть, каплями.
Меч был удобный — рукоятка увесистая, а клинок легкий. Крути над головой, как хочешь. Я взмахнул им и…
Земля ушла из-под ног, словно пол рванувшегося автобуса. Пространство сдвинулось, перекосилось… и мы опять оказались в старом доме.
Шкаф из-под часов стоял на прежнем месте, но циферблата и маятника не было. Вместо них блестел за стеклом дверцы мой меч.
— Теперь бери смело, — сказал Валерка.
— Бери, — сказал Братик.
И я взял этот меч, хотя сердце бухало, как колокол.
— Ну, где ваш змей?
— Пойдем, — как-то скованно отозвался Валерка.
Я его понимал: ему неловко было, что не он идет на поединок. Но ведь он был не виноват, что у этой сказки такие законы.
Снова мы пошли по ночному городу. По краям улицы — стояли темные деревья. Идти было грустно.
— Знаешь, что… — сказал Валерка.
Я знал. Он хотел сказать, что остался бы, но не может. Обязательно ему надо туда, где не закончена битва, где он оставил свою трубу.