Далёкий край (др. изд.)
Шрифт:
— Длинноносые купцы, наверно, обрадуются, когда скажем им. Хорошо будет, если подарят нам дорогие вещи для торо, — вслух мечтал Удога. Тогда к китайцам не пойдем, не попросим у них ни шубы, ни шелков…
В тот же день братья отправились вниз по реке на двух берестяных оморочках. С собой взяли сети и трехзубые железные остроги, чтобы люди думали, будто они поплыли на рыбалку.
Сваты еще не возвращались, но Ойга ждала их все время. Удога надеялся, что, воротясь домой, он встретится с дедом Падекой и узнает, соглашается ли горбатая старуха отдать
По дороге Удога и Чумбока расспрашивали о двух длинноносых. Они проезжали недавно, и многие видели их. На второй день, к вечеру, братья добрались до большой гиляцкой деревни на правом берегу. По словам местных жителей, трое путешественников остановились вчера после полудня на мысу ниже их деревни. Они разбили там палатку и собирают народ для разговоров. Но сегодня около их палатки нет никого. Все жители возвратились в деревню, потому что приехал великий шаман Бичинга.
— Шаман уже здесь! — удивился Удога. У него опустились руки, и он признался брату, что не решается плыть дальше. — Бичинга, если увидит нас, чего-нибудь сделает…
— Слепой, а все увидит, — подтвердит Чумбока. — Хоть под тем берегом пойдем — все учует…
— Сразу догадается, зачем мы вниз пошли.
Плыть мимо деревни опасно. Парни были суеверны, они трусили, вытащили лодки на берег и пошли к гилякам.
«Шаман этот обманщик и вредный человек, — думал Удога, — но я слабей его, и я его боюсь».
Но и уплыть обратно Удога тоже не хотел. Обидно было отступать так сразу только потому, что шаман его опередил…
«Посмотрю, что будет за ночь, а там уж чего-нибудь придумаю. Тоже жалко, если убьют того высокого.
Он добр был ко мне в гьяссу. Обещал заехать в Онда, да, жалко, мимо проплыл, наверно, нашу протоку не видал и ошибся. А ведь он хотел в Онда приехать…»
Удога еще не терял надежды предупредить длинноносых, что их ожидает беда. Теперь уж он не думал о выгодной торговле, а лишь хотел спасти их.
«Как-нибудь, может, сумею пробраться на мыс и увижу их… Нельзя, чтобы их убили. Как же можно так — ни за что убить людей? Если они врут, так и другие тоже врут. Шаман Бичинга еще больше врет, и Дыген врет… У-у, черти! Если бы не Бичинга! Слепой, а как быстро приехал!»
— А Позя тут нет? — спрашивал стариков Удога.
— Он был и уехал, — отвечали ему.
Шаман приплыл в гиляцкую деревню в одиночестве на оморочке. Бичинга по дороге расспросил жителей тех стойбищ, где побывали миссионеры, о чем они ведут беседы с народом. Он узнал между прочим, что старый иноземец угрожает людям страшными карами — мором, язвами и болезнями, — если они не станут молиться медному божку с распростертыми на кресте руками.
Бичинга слыхал, что эти люди служители своего бога, шаманы рыжих. Разведав, что они делают и что говорят, он был убежден в своем превосходстве над ними. Чем они показали людям свою силу над духами? Сотворили они чудо? Удивили чем-нибудь народ, чтобы о них говорили как о великих шаманах? Повергли людей в страх? Нет, они только рассказывают о страданиях
«Разве это шаманы? — с презрением думал о миссионерах Бичинга. — Могут ли они вызвать Сенче или огненный череп? Поверят им люди? Нет, они никуда не годятся… Разве тем показывают свою власть над душами людей, что обещают наслать мор и болезни? Этим теперь никого не испугаешь… Вот старик Бичинга покажет, как надо шаманить. Он заставит увидеть такое, что гиляки всю жизнь будут помнить».
Встречаться с миссионерами Бичинга не собирался. Он надеялся, что все обойдется само по себе. Он знал: повсюду, где были длинноносые, люди недовольны ими. Все думают: не черти ли они?
Бичинга знал по опыту, что когда бы и куда бы он ни приезжал, к нему всегда с разными просьбами шли люди. То надо было выгнать черта из столбов дома, то черт сидел в больном человеке, то летающие люди появлялись у деревни и мешали охотникам, то Кальгама наплодил боженят и они, балуясь, гоняли рыбу из неводов. Бичинге всегда находилось дело…
Появление оморочки со знаменитым шаманом вызвало переполох в деревне. Шамана встретили низкими поклонами, под руки повели в дом, угощали водкой, раскуривали ему трубку и оказывали почести.
Когда Бичинга хорошенько отдохнул и потолковал со стариками о том о сем, его стали упрашивать пошаманить. Причин для этого нашлось, как всегда, множество: рыба ловилась плохо, парень ногу сломал, баба не могла родить, зверь не шел к охотникам, люди хворали. Старики жаловались, что за последнее время вообще стало неспокойно, черти пошаливают. Тут они помянули про высоконосых шаманов, приехавших вчера, высказали предположение, что они не настоящие люди, а смахивают на чертей.
Заговорил Бичинга.
За последнее время на Мангму появилось много несчастий. Люди беднеют, хворают и гибнут, тонут, их заедают парша и болячки… Рыба повсюду ловится не так хорошо, как в старину… Соболь уходит в сопки… Поэтому он, шаман Бичинга, собрав своих помощников — добрых, светлых духов, близнецов Сенче и всех других, — отправился в странствование по деревням, чтобы отыскать причину всех бед и уничтожить ее… Мангму опять счастливым сделать хотел бы.
Шаман объявил, что сегодня он всю ночь будет камлать и узнает, не в этой ли деревне живет начало всех людских страданий. Все пришли от таких слов Бичинги в смятение. Раз шаман так говорит, значит, он что-то знает… Каждый старик боялся, не в его ли семье сыщет Бичинга причину всех бед.
Камлание происходило в обширном глинобитном доме. Хозяйской свинье налили в ухо водки, она визжала и трясла головой. Бичинга обмолвился, что это хорошев предзнаменование. Свинью шаман велел зарезать. Он подставил к ране чашку и, когда она наполнилась до краев, вышел из дома, побрызгал свиною кровью на все четыре стороны, а остаток выпил.
В доме было битком набито народу. Старики и старухи сидели на канах поближе к Бичинге, а молодежь голова к голове теснилась по стенам, оставив на полу свободное пространство, необходимое шаману для плясок.