Далекий след императора
Шрифт:
Усевшись поудобнее, всем видом демонстрируя свое превосходство, он начал с того, что, не спуская глаз с большого боярина, заявил ему:
– Ваш сын, Руссинген, находится у нас в плену. Он нарушил наш договор… – при этом слове у Дивона промелькнуло в голове: «Какой договор? Я с ними никаких договоров не заключал», – а тот продолжал: – о том, что вы не будете помогать литовцам. Однако ваш сын нарушил его. Правда, он тяжело ранен. Мы его лечим, и он выздоравливает. Наш Великий магистр, человек доброй души, прощает его поступок. Но не может не потребовать с вас возвращения тех затрат, которые понесет наш небогатый орден. «Бедные!» – ехидно подумал Дивон и пытливо посмотрел на рыцаря. Тот понял его взгляд и,
– Вы должны пять тысяч танат.
– Пять тысяч? – сорвалось с губ сдержанного Дивона.
– Да, – кивнул головой посланец и застучал пальцами по столу.
Хозяин на это ничего не ответил, а предложил непрошеному гостю отдохнуть с дороги. Рыцарь, приняв это за хорошую весть, с радостью согласился. После отдыха, в сопровождении Дивона, рыцарь направился в едальню. Хозяин, услышав за спиной шаги и пропустив гостя вперед, остановился на пороге и оглянулся. К нему приближался Камбила. Ему очень хотелось услышать о брате. Но отец зыркнул так, что тот вернулся назад. Выбрав удобное время, Камбила сумел шепнуть отцу, чтобы тот задержал гостя до вечера. Дивон вначале непонимающе взглянул на сына, потом его озарила догадка: «Гланда хочет выследить гостя!». Посуровевшее лицо Дивона расплылось в улыбке. Сын понял, что отец одобрил его решение. При вторичной встрече с тевтонцем боярина было трудно узнать. Из сурового, жесткого человека он вдруг превратился в обаятельного, гостеприимного хозяина.
– Я давно хочу установить добрососедские отношения с магистром, – начал он разговор медовым голосом, – хочу пригласить его к себе.
От такого резкого изменения хозяйского тона тевтонец заерзал на ослоне и почему-то часто заморгал, словно захотел заплакать. И совсем растаял, когда Дивон сказал:
– А сейчас приглашаю тебя, доблестный рыцарь, отведать то, что послал нам великий Перкунос. Опробовав мои угощения, ты подскажешь, что я должен сделать, чтобы достойно встретить великого из великих.
Последние слова окончательно сразили рыцаря. Кто может устоять перед таким приглашением? Может быть, кто-то бы и нашелся, но только не среди рыцарей. Несмотря на клятву они частенько нарушали ее, занимаясь чревоугодием.
– Ну что, рыцарь, согласен…
Под вечер ему помогли сесть на коня. Он и его люди не заметили, как за ними, словно тень, следовал какой-то всадник.
Глава 5
И в Московию пришла весна. Была она ранней, но дружной. Даже бурной. Мелкий, теплый моросящий дождик помогал очистить землю от снежного покрова. Река словно ждала этой помощи. Час от часу набирала она силу, на глазах становясь все более полноводной. Москвитяне перед закатом собирались на ее берегах, любуясь этой мощной, неуправляемой силой. Где-то в верховьях она начала безобразничать, вырывая с корнем могучие деревья, срывая с цепей оставленные лодки. Видя их, люди по глупому радовались, крича:
– Вон, вон… – показывая пальцем, – а вон еще….
Расходились, когда стемнело. Никто не думал, что многих поджидает беда. В ночь река, как из плена, вырвалась из берегов, сметая все на пути. Поднялся невиданный вопль, подкрепленный бешеным собачьим лаем. Зазевавшихся людей, как соломинку, подхватывали бурные грязные волны и уносили прочь. Напрасно молили они о помощи. Много бед принесла она народу. Спасшиеся, но оставшиеся без крова потянулись кто к князю, кто к боярам, слезно прося о помощи.
Но жизнь шла своим чередом. Отзвенели капели, отжурчали ручьи. Старательные хозяева успели залить в холодных медушах бочки живительным березовым соком, бабки нарвать березовых почек, чтобы на крепкой овсяной браге настоять доброе лекарство. Не забыли и о другом. Народ взялся дружно править ограды, чистить дворы. С чего бы это? А как же! Приближался великий праздник:
Ой! Не дай бог, что случится! При нем и мир, и спокойствие. Процветает Московия! К себе других притягивает. Забыли о татарских набегах. Сумел с ними подружиться князь. А как новый? Как Семен? Может, бог даст, все обойдется? Дай-то бог! Люди крестились, вздыхали, надеялись. Порадует ли на празднике он своим мешком? Калита!
Но вот и Пасха. К ночи живой цепочкой потянулись люди к Богоявленскому собору. И не только поучаствовать в службе. А узнать, будет или нет Иван Данилович? Церковь битком набита. А вокруг, как половодье, люди заполняют площадь. И бежит от приходящих внутрь собора: «Пришел?» А в ответ от головы к голове страшное: «Нет». Вот мимо прошествовал митрополит Феогност. Важный, сосредоточенный, по сторонам кланяется. Что-то припоздал. Знать, князя навестил. Не будет князя. А то бы вместе пришли. Уважают они друг друга. Это все знали. И радовались этому. От такой дружбы всем хорошо.
Началось пасхальное богослужение. Посреди храма – плащаница. Полуношницы начали читать особый канон. Все, как обычно. И необычно. Не чувствовалось праздничного подъема. Какая-то тяжесть словно давила на людей. Это заметно по их шаркающим ногам при совершении крестного хода. И вот радостные слова: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…» На мгновение забываются тягостные думы, чтобы опять вернуться, когда пройдет это великое мгновение.
Да, Иван Данилович сильно болен. Приход Феогноста как-то оживил его. Он даже поднялся. Митрополит подложил ему под спину подушку.
– Что, пора? – глухо звучит его голос.
Он сильно изменился. Щеки провалились, выпячивая скулы, глаза ввалились.
– Лежи, князь, лежи! – митрополит положил ему на грудь руку.
– Не князь я, владыка, а инок Ананий, – тихо проговорил Иван Данилович.
– Так-то оно так, – митрополит присел на краешек лежака и взял его руку. Она была холодна. Ты, Иоанн Данилович, – опустив его руку, он поднял свою и продолжил: – князь… великий князь всея Руси. Ты первый на всю Русь. Таким и останешься навек.
Иван Данилович улыбнулся. Глаза его засветились радостью.
– Ну, – митрополит поднялся, – мне, великий князь всея Руси, пора.
– Может, и я с тобой? – Иван Данилович отбросил пуховый укрыватель, обнажив худые восковые ноги.
– Лежи, князь, лежи! – митрополит вновь укрыл Ивана Даниловича, – с силами собирайся. Авось на утренней службе встретимся. Дай бог тебе скорее поправиться! – он перекрестил князя и, чуть сгорбившись, пошел к двери.
Князь Андрей Пожарский, несмотря на то что они с Дарьей, любимой своей женой, были на пасхальном богослужении, пошли и на утреннюю службу. Вначале на нее засобирался князь Андрей один. Ему очень хотелось, и он на это сильно надеялся, увидеть заболевшего так неожиданно Ивана Даниловича. Расспрашивать кого-то о состоянии здоровья князя не хотел, послать кого-нибудь из служек Андрей не решался. Еще напутают чего. А вот взглянуть хотя бы одним глазком на человека, который так хорошо его встретил, очень хотелось. А прийти к нему вот так, посмотреть… не допускала скромность. Он мало еще знал этого человека. Но Дарьюшка не захотела от него отставать. Им удалось пройти вперед, и они остановились вблизи клироса. В церкви было тихо. Только какой-то дьячок тонким голоском читал ирмос.