Далекое будущее Вселенной Эсхатология в космической перспективе
Шрифт:
В области ИИ эти идеи относительно новы; однако они уже много лет развиваются по меньшей мере в двух областях философии. Одна из них — теория автопоэза, философия биологии, созданная нейрофизиологом Умберто Матурана ([31]; см. также [10]). Вторая — континентальная феноменология, развиваемая, например, Морисом Мерло–Понти [33]. И там, и там сознание понимается исключительно как явление, укорененное в телесном взаимодействии личности с окружающим миром. («Тело» здесь означает именно «тело»: это не синоним «мозга».)
Мерло–Понти рассуждает об умелом использовании орудий, в особенности таких, без которых человек не может обойтись, как трость для слепого. Трость слепого, говорит он, является почти что частью тела. Конечно, это не часть тела в прямом смысле — она не способна заболеть, он может уронить ее на пол. Однако, говоря феноменологически, она дает
Энди Кларк, философ, испытавший на себе глубокое влияние ситуативной робототехники и теории автопоэза, недавно развил свои взгляды на эту тему в весьма неожиданной на первый взгляд теории «самости» ([14]; [16], глава 8). Он не спорит ни с чем, что я говорила выше о «самости» ИИ, однако делает к этому удивительное добавление. Он рассматривает такие «когнитивные технологии», как чтение, письмо и набор текста (очевидно, столь же психологически «прозрачные», как трость слепого), как сенсорные/моторные протезы, лишь по техническим причинам находящиеся за пределами нашего организма. Если (говорит он) мы как следует задумаемся о когнитивном механизме, или сознании того или иного человека, то поймем, что эти технологии от него неотъемлемы. Это не просто «орудия», которых может и не быть, это существеннейшие стороны нашего повседневного мышления и действия. Таким образом, самость не ограничивается ни черепом, ни даже кожей, но простирается в наше материальное и культурное окружение. Иными словами, она включает в себя всевозможные (легкодо–ступные и получаемые автоматически) культурные артефакты: карандаши, компьютеры, банкноты, юридические процедуры, телевидение, даже поп–музыку.
Сюда можно добавить также и религию. Представим себе человека, действия и взгляды которого, часто бессознательно, определяются религиозными обычаями и верованиями и который постоянно сверяется с этими верованиями при принятии любого сложного решения. Весьма возможно, что этому способствуют также определенные религиозные ритуалы и культурные артефакты, например, алтарь, четки или Библия. Для такого человека культурный институт религии является (согласно Кларку) неотъемлемой частью его (ее) сознания или самости. Дело не только в том, что данную религию высоко ценят или верят в ее требования. Дело в том, что, не будь религии, этот человек был бы другим человеком. Соответственно, религиозное обращение (совершившееся) может сделать его другой личностью — Савла превратить в Павла. А если он(а) попадет на необитаемый остров, сама его (ее) самость окажется под угрозой, если только он(а) не вспомнит наизусть множество библейских цитат и/ или не сделает себе четки из ракушек или кокосовых орехов.
Нам не обязательно принимать представления Кларка о «расширенной самости», хотя его статья и была номинирована «Философским ежегодником» как лучшая во всех областях философии за десятилетие (критику концепции Кларка см. [13], глава 6). Однако необходимо отметить ее существование. Это связано с тем, что идеи Кларка представляют собой крайнюю форму подчеркивания телесности, типичной для многих современных исследователей ИИ/И–жизни. Эти идеи очень далеки от рассуждений о бестелесном сознании и бессмертии, представленных, например, Фредкином. Короче говоря, представление, часто доводимое до абсурда, о том, что исследователи ИИ/И–жизни неизбежно должны мечтать о бессмертии личности в виде компьютерной программы, ошибочно. (Вы, возможно, отметили, что у этих дискуссий имеются свои богословские параллели, например, в связи с идеей телесного воскресения.)
13.5. Сознание и религиозный опыт
Далее, что сказать о сознании? Прежде всего необходимо отметить, что никакой «проблемы сознания» не существует. Существует множество проблем, связанных с сознанием (словом, имеющим много значений), и на некоторые из них пролили свет или даже подсказали решения новые идеи, связанные с ИИ. Один из таких
Второе, что необходимо отметить, — существует одна особенно загадочная проблема, связанная с сознанием: каким образом сознательные переживания как таковые (то, что философы называют qualia) могут существовать в материальной по преимуществу вселенной и (как, судя по всему, и происходит) производиться мозгом. Несмотря на нынешний бум нейрофизиологических сочинений, посвященных сознанию, на мой взгляд, никакого прорыва в философском понимании этой загадки пока не произошло [8]. Одних корреляций между мозгом и сознанием явно недостаточно. Время от времени мы видим, что при таком-то событии в мозгу возникает (возможно, даже «должно возникнуть») такое-то, а не иное сознательное переживание. Но почему при этом вообще возникает какое-то сознательное переживание — остается тайной. Я убеждена, что ответ на этот вопрос, когда (и если) мы его получим, будет исходить как из нейрофизиологии, так и из исследования ИИ. В самой нейрофизиологии сейчас все более активно используются компьютерные понятия. Некоторые философы ИИ полагают даже, что у нас уже есть путь к решению проблемы qualia ([41]; [22], глава 12). На мой взгляд, однако, само понятие «переживания» для нас еще настолько смутно, что для какого-то продвижения в этом направлении необходима понятийная революция (как в нейрофизиологии, так и в философии сознания), столь же фундаментальная, какой стала в физике теория поля Кларка — Максвелла. Пока что мы бродим в философском тумане.
Следовательно, вопросы о том, будут ли ИИ–системы далекого будущего обладать «настоящим сознанием», бессмысленны и/или не имеют ответа. Как можно задавать подобные вопросы, если мы не понимаем, каким образом продуцирует сознание человеческий мозг? Разумеется, широко распространенное мнение, что роботы, «очевидно», не могут иметь сознания, ошибочно [23, 24]. Но то, что у них может быть сознание — также не очевидно.
Все это, быть может, очень интересно, но какое отношение это имеет к религии? Дело в том, что религиозный опыт — широко распространенный феномен, весьма высоко ценимый теми, кто им обладает. Часто он приводит к религиозному обращению длиной в жизнь. С тех пор как Уильям Джемс [30] описал множество вариаций религиозного опыта, стало понятно, что этот опыт простирается от расплывчатых «океанических чувств» и ощущения близости к священному, через всепоглощающее чувство присутствия Бога к высокоспецифичным переживаниям, интерпретируемым как видения и/или общение с Богом или каким-либо святым. Там, где речь идет о теистических религиях, религиозный опыт может привести к возникновению личной (и, по–видимому, взаимной) любви, со всем комплексом ее когнитивно–эмоциональных следствий, описанным выше.
Недавние работы по возникновению образов в мозгу показывают, что: а) «общий» спектр подобных переживаний связан с определенным участком коры головного мозга; и б) «слышание голосов» объясняется нарушениями или задержками в сообщении между различными отделами мозга. Пример (б) был обнаружен в процессе изучения шизофрении, и уже довольно давно бытует убеждение, что религиозные визионеры и мистики (например, Жанна д'Арк или св. Тереза), возможно, были шизофрениками. Однако на это есть очевидный ответ: быть может, шизофреники просто более «открыты» для божественной реальности. Новизна здесь в предложении определенной нейровычислительной гипотезы, объясняющей подобный опыт в терминах аномалий внутренних процессов обработки информации.
В принципе, если компьютер позволяет симулировать невроз и паранойю (см. выше), вполне возможно смоделировать на нем и шизофренические галлюцинации. Например, иногда компьютер может интерпретировать свой собственный голос и/или внутренние лингвистические процессы как вызванные какой-то другойсистемой. Такое может происходить, если «внутренняя» информация о факте произнесения им слов или его решении заговорить временно расходится с «сенсорной» информацией о звуках его речи.