Далёкое завтра
Шрифт:
Но чем дольше девушка приглядывалась к парню, тем менее выполнимыми казались планы. Он был явно не из таких, с кем ей довелось общаться ранее. Может и менее грубый и разнузданный, но и одной красотой тут не возьмешь – слишком спокойным, уравновешенным он был: казалось, его не интересовали девушки, снующие на переменах вокруг, но так ли это было? Он не учился в МГУ, – узнать это Зои очень помогла кафедра журналистики, на которой она и обучалась, а вернее, маленькое журналистское расследование, что девушка провела в стенах университета, – но почти каждый день приходил после пар на кафедру политологии и по несколько
– Но профессор! Я еще не дописала конспект! Дайте пять минуточек. Ну пожа-а-алуйста-а…
– У подружек своих, вертихвосток, спросишь!
Или:
– Вениамин Анатольевич, у меня тут колготки за стул зацепились…
– Вон! Вместе со стулом! В следующий раз вертеться меньше перед мальчиками будешь!
И всякий раз Зои бросало в краску, когда спокойные и внимательные глаза Гафта провожали девушку к выходу из аудитории.
Следовало продумать тактику и стратегию, пошевелить мозгами и приложить все усилия, чтобы добиться его, причем, Моисею должно казаться, что это он добивается Зои. Но как? Сначала надо узнать, о чем они с профессором все время говорят. Точно. Потом подготовиться по теме, и как-нибудь завязать об этом разговор. Общие идеи и мысли, как известно, сплачивают. И что-то подсказывало будущей журналистке, что это прямой, если не единственный путь к сердцу Гафта.
И однажды Зои удалось остаться в аудитории. Когда прозвенел звонок, девушка сделала вид, что уронила под парту сережку, а на вопрос Аньки лишь отмахнулась: «догоню». И так и осталась под партой, пока весь народ не вышел, а Стравинский не обошел аудиторию. Хрупкой миниатюрной девушке пришлось вжаться в переднюю панель парты и не дышать, но усилия вознаградились: Вениамин Анатольевич ее не заметил, потом пришел Гафт и завязался разговор. Отсюда, с четвертого ряда, не все было слышно, но некоторые фразы долетали до Зои очень хорошо.
– Понимаете, Моисей Абрамович, – говорил профессор. – Чтобы управлять людьми, нужно создать для них бога. Ведь чтобы они пошли за кем-то, нужна общая религия, объединяющая умы многих. Надеюсь, это понятно?
– Не совсем, Вениамин Анатольевич. – Какой у Гафта глубокий голос! – Зои аж поежилась от побежавших по телу мурашек. – Религия давно не правит этим миром…
– Ой ли? – насмешливое восклицание профессора, как будто ему этот разговор доставляет ничем не скрытое удовольствие. – Так ли это?
– Ну да, – озадаченный голос Моисея. – Скажем, православие уже не может соперничать с настоящей властью. Не может управлять людьми в той мере, как раньше, в средние века.
– Вы не правы, дорогой мой, – уже серьезно возразил Стравинский. – Да, православие, как и любая другая религия, имеют меньше власти сейчас, в современном обществе, но на их смену давно пришли и успешно используются другие религии, менее, скажем, явные. И они существуют параллельно им. Не замечали?
– Что вы имеете в виду?
– Это
– То есть мне достаточно построить город, пригласить туда людей и дать им понимание своей исключительности? И все?
– И да, и нет, – ответил профессор. – Вам надо дать людям нечто особенное, что им еще не предлагали, понимаете? Почему интернет и социальные сети так быстро стали популярными? А? Да, это феномен двадцать первого века, и это же религия двадцать первого века, не меньше. И он успешно существует, и распространяется со знакомыми нам религиями и идеологиями, причем, самостоятельно. От создателей требуется только развитие самого интернета. Почему? Да потому, что каждый человек, находящийся в сети, чувствует себя и исключительным, и нужным остальным, связанным со всеми сразу, хоть и более одинок. Это понятно?
– Не очень. – Гафт, казалось, не может уловить мысль профессора, как будто она скрывалась в глубине. – Это значит мне надо разобщить людей и держать их, одновременно, вместе?
– Нет. Нет-нет-и-нет. Вам, наоборот, надо их объединить! Создать общество, которое имеет все, но объединено не виртуально, как в интернете, а реально. То есть, каждый должен чувствовать себя частью одного огромного дома.
– Профессор, – быстро заговорил Моисей, – но прошлый раз мы говорили, что должны разобщить их, чтобы управлять.
– Нет… Не так! Объединить и разобщить. Объединить идеей, и разобщить физически. Ведь, как я понял, глобальная задача, стоящая перед вами, уменьшение рождаемости и полный контроль над ней. Так ведь все предпосылки уже есть. Осталось дождаться технологий, позволяющих выращивать людей в пробирках.
– Поверьте, профессор, такие технологии уже существуют. И доступны нам.
– Ну тогда я не понимаю, что вас удерживает от следующего шага, ведь люди готовы к нему. Интернет объединяет, а масс-медиа давно уже готовят к замене с гетеросексуального на общество со свободной любовью. И эта тенденция, технология, специально запущенная в двадцатом веке, имела лишь одну цель: ограничить рождаемость. И как вы видите, это радужное безумие только расползается по Земле со все возрастающей скоростью.
– Хм, по-моему, мне уже прорисовывается устройство города будущего. – довольно заметил Гафт. – Исключительность людей будет проявляться в том, что живут они в совершенно особенном месте, а разобщенность… в том, что гендерных связей не будет. Осуществить это проще простого. В одном городе мужчины, в другом женщины. И всякая память о гетеросексуальности должна исчезнуть из любых голов и архивов. Возможно, что и о сексуальности вообще…
– Хм… – Стравинский на несколько секунд замолчал, обдумывая реплику Гафта, затем медленно заговорил: – Что ж, идея разумная. И вполне осуществима, но будет сложно изъять такой объем информации из памяти людей, и, конечно, всей этой задумке будет сильно мешать остальное общество.