Дальний приход (сборник)
Шрифт:
Но и зима кончалась, и весной, спутавшись с пароходными мужиками, сбежала кокшей на самоходку соседская девчонка. Бабка Толя однажды видела ее на пристани. Она стояла с матросами возле буфета и пила пиво из горлышка запотевшей бутылки…
Этим же летом, в тихий вечер, когда теплые отражения покосившихся банек таяли в зеленой воде заводи, помер бабки-Толин мужик — еще с весны у него пошла по всему телу ржа, а поселковый доктор уехал на курорт отдыхать, и некому было остановить болезнь.
И бабка Толя сама сколотила гроб и вместе с соседом
И осенью, когда за окошком прыгали по забору мокрые воробьи и мелко-мелко дрожали их хвостишки, пришел к бабке Толе в гости Георгий Макарович, принес бутылку «Агдама» и предложил сойтись и жить дальше вместе.
— Только ты этого… — когда допита была бутылка, попросил он. — Ну, того, в общем, язычок-то свой, насчет Бога, попридержи…
— А чего? — прикидывая, что, конечно, лучше теперь вместе с Георгием Макаровичем жить, раз они вдвоем во всей деревне остались, ответила бабка Толя. — Я уже старая, чтобы молчать. Я всех без стеснения палю, если заслуживают… А Бог, чего? Не ндравится Он мне чего-то…
— Ну, ты подумай, дура ты старая, — укорил ее Георгий Макарович. — Подумай сама, чего языком своим ворочаешь? Покарает ведь тебя Господь за язык!
— А уж ты тоже не мели пустого… — ответила бабка Толя. — Делов у Него других нет, только мной заниматься. Да и что я поделаю, коли не ндравится?
И так они и не сговорились ни о чем в тот вечер, потому что Георгий Макарович вытащил еще одну бутылку «Агдама» и выпил стакан, а после принялся материться. И бабка Толя тогда поджала губы и объявила, что матерщинники ей тоже не ндравятся, и пришлось Георгию Макаровичу, засунув в карман недопитую бутылку, идти под мелкий, нескончаемый дождик, брести по грязи в свою выстывшую избу…
А по дороге он свалился-таки в канаву, разлил вино и еще сильнее озлился на бабку Толю, которой, видите ли, и сам Господь Бог не ндравится…
И очень радовался, хотя и не показывал виду, когда начались у бабки несчастья.
А несчастья действительно густо пошли.
Повадилась по деревьям, что перед домом у бабки Толи росли, куница прыгать. И ладно бы по веткам скакала, так ведь забралась однажды в курятник и трех кур удавила. Бабка Толя тогда с ружьем всю неделю в засаде сидела, пока не застрелила разбойницу. Шкурку с куницы аккуратно содрала, вычистила и в поселок свезла, чтобы убытки покрыть.
А в начале лета и совсем уже неприятная история приключилась…
Приехала к Георгию Макаровичу дочка-кокша погостить перед навигацией, и пароходные мужики сторговали бабке Толе мешок сахарного песку. Взяли аванс и уже перед отъездом привезли мешок на моторке, получили оставшиеся деньги и уехали. Когда же бабка Толя, уже целый месяц сидевшая без сахара, раскрыла мешок,
— Видишь! — сказал тогда Георгий Макарович. — Замечаешь теперь, как Бог-то тебя карает? А ведь говорил я тебе, чтобы смирила гордыню… Говорил тебе, уймись, а?
— Полно тебе слепых на бревна наворачивать… — оборвала его бабка Толя. — Досуг очень Богу всем, кому не ндравится, кары устраивать. Ты с собой-то не равняй его, Георгий Макарович…
Говоря так, бабка Толя ссыпала на землю песок из мешка. Чего же мешку пропадать, мешковина такая хорошая… И тут мелькнуло что-то в песчаной струйке.
Бабка Толя поставила мешок на землю и подняла красновато-желтый кружок.
— Смотри-ка… — сказала она, разглядывая странную, невиданную монету. — Золотая, кажись…
— Выдумливай больше… — скривился Георгий Макарович, но он и сам видел уже, что монетка та непростая.
Так и оказалось…
Когда бабка Толя отвезла монету в поселок, чтобы показать директору школы, гостивший у того приятель из города объявил, что обязательно найдет покупателя, а пока вот аванс готов выдать немедленно… И отсчитал бабке Толе столько денег, сколько она кряду и в глаза никогда не видывала.
Вечером к бабке Толе явились пароходные.
Они притащили мешок сахару и начали требовать назад монетку, говоря, что неувязочка у них получилась, по ошибке не тот мешок отдали… Бабка Толя сочувственно покивала им, а потом объяснила, что, видно, судьба такая, судьба так распорядилась, а воротить теперь ничего нельзя, нету у нее уже монеты этой… А мешок чего же… Вон он, еще не до конца высыпанный стоит. Пускай берут, раз перепутали…
Из окошка дома она видела, как сыплют пароходные на землю песок из мешка, как роются в нем. Нашли ли чего там, бабка Толя не узнала, поскольку ни с того ни с сего начали пароходные кулаками махать, друг другу фонари навешивать, ну и матерились, конечно, при этом, а матерщинников бабка Толя страсть как не любила, отошла от окошка и поставила самовар — надо было чаю попить, раз сахар привезли…
Но Георгию Макаровичу, который, нетерпеливо поджидая, когда наконец свершится над бабкой Толей Божья кара, прохаживался возле ее дома, перепало — всю неделю носил он под глазом фингал, который бабка Толя залечивала только ей известными травами…
— Не передумала еще? — морщась от боли, спрашивал Георгий Макарович, когда бабка меняла ему примочки. — Не боишься Божьего гнева?
— Дак, а чего Ему на меня гневаться? — отвечала бабка Толя. — Ежели б я на всех гневалась, кому не ндравлюсь, не знать бы, откуда и взять гневу столько…
— Тьфу! — говорил Георгий Макарович и ходом-ходом шел со двора соседки в свою холостяцкую избу и не выходил оттуда, покуда не надо было идти снова ставить примочку.
Но свершилось то, чего ждал он.