Дальний родственник
Шрифт:
На секунду Саломасов запнулся, взвешивая сказанное на внутренних весах опытного ростовщика. Затем, скользнув взглядом по крокодиловым сапогам приезжего, сделал широкий приглашающий жест.
– Прошу садиться.
Уселись.
– Собственно, с Юрием Семенычем мы уже все обсудили...
– начал Салоамасов.
– Юрий Семенович - мой благодетель, - очень твердо сказал приезжий. И замолчал. Юра сидел с непроницаемым лицом. Саломасов перебежал масляными глазками от одного к другому, оценивая ситуацию. И, откашлявшись, продолжил.
– Так вот, осталась самая приятная часть - гонорар. Давайте
– Можем и конвертировать ваши рубли в гривны, пожалуйста.
– Да что вы, не стоит утруждать себя, - отмахнулся приезжий, - согласен в долларах. Вы и так уже избавили меня от всех нудных деталей переговоров. И вообще от переговоров. И умудрились получить с американцев, не имея в наличии никакого автора вообще.
– Юрий Семеныч поставил свою подпись!
– запаниковал Саломасов.
– Он-то ее поставил, - согласился приезжий, - потому, что любит меня, как брата. Но вы-то приняли ее и представили американцам в качестве кого? Нашего любовника?
– Нужно было торопиться, - прошипел Саломасов, метнув злобный взгляд в Юру, - я сделал вам одолжение.
– И я вам сделаю, - легко согласился приезжий, - я просто позвоню в “Фалькон” и скажу, что вышло небольшое недоразумение. И получу всю сумму без посредников. Никто не пострадает.
– Не выйдет все так просто, - севшим голосом сказал Саломасов.
– Не выйдет, - согласился приезжий, - но вам нужна вся эта грязная возня с судами?
– Получите в долларах, - сказал Саломасов и потянул из кармана пачку “Мальборо”, - двести десять штук. Больше не дам, они уже все в деле.
– Да и не надо, Господь с вами!
– замахал руками приезжий.
– Мы же интеллигентные люди.
– И ты, Юра!
– горько сказал Саломасов, прикурив и вытолкнув пачку на середину стола.
– И он, - кивнул приезжий.
– Очень интеллигентный человек. Которому я благодарен по гроб жизни, как и вам.
Приезжий извлек откуда-то мятую самокрутку и, просыпая крошки табака, прикурил от саломасовской настольной зажигалки.
– С вашим экономическим гением, господин Саломасов, - сказал он, - и моей книжкой, изданной в Америке, мы можем делать дела.
– Они богатые, - усмехнулся Саломасов, - они могут позволить себе скупать рукописи и ложить их на полку. На всякий случай. Может, издадут, может - нет.
– Вот вы их и поторопите, - сказал приезжий, - намекните, что можете и сами заняться перспективным автором.
– Перспективный автор достал из широкого кармана книжицу в ядовито-зеленой шкурке и бросил ее на стол.
– А у меня еще штабель таких романов.
Саломасов цапнул книжицу с опаской, как притаившуюся в траве змею, и пролистнул, мельком глянув на издательский код.
– Ну, ни фига себе!
– присвистнул он.
– Она уже и с дарственной надписью. Да кого же я пригрел на своей груди?!
– Вы обрели друга, товарища и брата, - сказал перспективный автор, выкладывая перед ним карточку с банковскими реквизитами.
– Мне-то, конечно, все равно, - не взглянув на визитку, сказал Саломасов, - но у вас возникнут проблемы с этой валютой.
– Это личный счет Юрия Семеновича, - перспективный автор
– А с ним мы как-нибудь разберемся.
– Минуточку!
– Саломасов выдернул откуда-то заранее заготовленный “пожарный” экземпляр договора.
– Автограф все-таки, будьте любезны!
Не присаживаясь, автор цепко просмотрел текст и поставил подпись.
– Я вам доверяю, как собственной маме, - сказал он.
– Ну, ты, Юра, - сказал Саломасов, тряся им руки возле двери, - молодец, ей-богу.
Глава 5. Никогда не заплывайте за буи.
Юра никогда не лгал маме, но утаивал. Он действительно не взял денег от родственника, но получил подарок и удовольствие, явившись на авторизированную дачу Городецкого, которую наскоком взятое золото превратило в подобие поселения руссов, в одну ночь возникшее на славянской территории. Там, за палисадом из заостренных бревен, прямо в комнате, затянутой новой алой парчой, отмечавшей место трагедии, автор вручил ему экземпляр своей первой книги. Оставалось только удивляться, кто и за какие деньги, в такой срок, переписал ее готическими буквами на настоящем пергаменте и переплел в телячью кожу с золотым тиснением, украшенную кованой золотой пряжкой с изумрудом, довольно внушительных размеров. Держа в руках эту потрясающей красоты вещь, Юра с трудом верил, что книжка-то - порнографическая. Она пахла ладаном, выглядела лет на триста и носила несомненные признаки высокого искусства. Внешне. Она была так красиво сделана и написана, что теперь ни единый владелец не посмеет изменить в ней ни буквы - из уважения к золоту и красоте. Золото и красота кусали себя за хвост, покрывая грязь и рождаясь из нее, это был вполне алхимический символ и - о, как это было красиво!
– А почему на книге нет имени автора?
– спросил Юра.
– А какая разница, кто ее написал?
– спросил автор.
– Изумруд, между прочим, настоящий. Умный поймет, без всяких надписей. А дураку такую книгу в руках держать незачем. Поэтому и дарственной надписи нет, ты же не Саломасов.
– Ты делаешь подарки, как змий, - усмехнулся Юра.
– Пресмыкаясь в пыли и глядя сверху вниз. Извини, я слабо помню текст. Там есть что-нибудь про добро и зло?
– Если твоему внуку захочется продать камень, - сказал родственник, - он взломает оправу и прочтет изнутри количество каратов и вес оправы. Нет добра и зла вне того, что делает нас счастливыми или несчастными. Пусть он будет счастлив, я бы на его месте так и сделал.
– Тебе мало меня?
– улыбнулся Юра.
– Ты собираешься искушать и моих внуков?
– Я искушал и твоих прадедов, - без тени улыбки сказал дальний родственник.
– Я не написал и никогда не напишу ничего, чего люди бы не знали и так. Я просто надраиваю зеркало до блеска, вот что я делаю. Ты же не спрашиваешь, кто отшлифовал камень и сделал оправу? Никто ведь не знал какого-то Фаберже, пока безымянные мастера не изготовили для него миллион побрякушек. Я сделаю миллион книжек сам, - очень звонких побрякушек, никто и не заметит, что они из золота. И не надо. Тогда мое имя можно будет ставить и на пачках оберточной бумаги, все равно купят - вот что мне надо.