Дальний свет
Шрифт:
— Да ладно, — он небрежно отмахнулся. — Как будто ты не знала, что я там.
— Догадывалась, — она кивнула, открыла дверцу автомобиля. — Поедем. Посмотрим хотя бы, что это за «ящик». Оценить обстановку, думаю, сможем и на расстоянии.
32
Это была давняя книга с красивыми картинками в тонах охры и сепии, названия Лаванда не помнила. Смутно всплывало что-то про потоп и про город, это в середине, и, кажется, про каких-то птиц… Но ярче всего сохранилась картинка на всю страницу, почти в самом конце: вишнёвое дерево на опушке леса.
Не пришлось и особо
Трава мягко легла под ноги, словно давно ожидала и приглашала теперь: пройдём же, пройдём же, добро пожаловать. Глухо зашуршали старые скрюченные вязы: внезапное пришествие потревожило их, и они были недовольны. Они отжили много и стали немощнее, а потому только воображали, что угрожают, размахивая сучьями-руками.
Лаванда сделала знак, подождала, когда лес поймёт и успокоится. Ворчание превратилось в тихий шелест, среди него один голос звучал более полно, будто весь был напитан соком и жизнью. Молодая вишня стояла сама, отдельно от других деревьев и плодоносила большими тёмно-красными ягодами. Они проступали из теней густой листвы и даже, казалось, кидали отсвет на кору. По её бороздам вниз, к корням сбегали красные струи и исчезали в почве.
Зверь предусмотрительно держался подальше и к вишне не подходил, наблюдая с края опушки. Лаванда же шагнула к дереву, протянула руку навстречу. И оно отозвалось, прошелестело громче всеми своими листьями, так что шёпот и скрежет целого леса остался позади. Лаванда протянула руку к стволу, прижалась к коре ладонью, перекрыв один из красных ручейков жизни. Вздрогнув, он перестал падать, куда падал всегда и принуждён был течь по её руке.
Спрячешь? — спросила Лаванда, не произнося слов.
Вишня уклончиво, но явственно кивнула в ответ.
Теперь остался шаг… Лаванда сделала его — и вот, руки вознеслись ввысь вместе с ветвями, ввысь и в стороны, кончики набрякли тяжёлыми плодами. Минуту ещё выдавало зелёное трясение, затем же всё успокоилось. Густая листва и древесная кора внизу надёжно скрыли её от любого случайного взгляда.
Две белые птицы слетелись с разных краёв леса и уселись на ветви, тихо, будто сами себе воркуя. Лаванда передала им полномочия и, спокойно вздохнув, шагнула назад — туда, где пространство заключалось в стены и потолок, где кто-то мог просить о чём-то или думать, что может посоветовать. Часть её всё равно осталась там, где она была только что и откуда можно наблюдать столь многое. Если она отвлечётся и не услышит сама — позовут птицы, позовёт вишня. Ничего важное не скроется теперь: она ведь у самого источника жизни.
33
К «ящику» они подъехали уже совсем в темноте.
Окна светились призрачно-жёлтым, изнутри доносились весёлые и отчаянные голоса. Похоже, жизнь здесь била ключом.
Они в нерешительности стояли около машины. Китти облокотилась на крышу и молча наблюдала поверх, Феликс остановился ближе к окнам и тщетно ловил за ними хоть какой-то осмысленный силуэт. Прошло уже минут пять. Мысль вернуться в авто и уехать отсюда, а утром продолжить путь в непонятном направлении висела в воздухе над ними, но не озвучивалась никем.
Становилось холодно.
Феликс порылся в карманах, достал зажигалку, несколько
— Хочешь, я пойду первый? — он оглянулся на Китти. — Если что, подам сигнал, что туда не надо.
Китти медленно прикрыла глаза, будто он сказал несомненную, но ожидаемую глупость. Открыла снова:
— Отгоню машину, и пойдём вместе.
Внутри царили хаос и неразбериха: вокруг суетился, метался, жил своей особой чудн'oй жизнью огромный цирк-паноптикум. Его обитатели, стран страна страньше, в одеждах смешения всех времён и народов, пегие, белёсые и черно-бурые, потерявшие свои голоса и взявшие взамен другие, совсем им не подходившие, — все они то и дело появлялись в коридоре с кастрюлями, пахнувшими подозрительно-съедобно, с каким-то барахлом на руках, или просто возникали на миг, чтоб прошмыгнуть мимо и исчезнуть. На Феликса и Китти никто внимания не обращал: даже денег на входе с них не потребовали, да и теперь, казалось, никому нет дела до такой ерунды.
Это было даже кстати, и стоило так подумать, как с другого конца коридора к ним кинулся человек с облезлыми рыжими вихрами, будто он изображал престарелого клоуна.
— Новые! Новые! — возвестил человек и, хоть его возглас затонул в суматохе, пристроился и пошёл рядом с Феликсом.
— Знаешь, кто я? — от него слегка несло перегаром. — Я — Яков Бобров. Прямой потомок того самого Клавдия Боброва.
— Нда? — неопределённо протянул Феликс.
— Что? Не веришь? — тот придвинулся ближе. — Зря не веришь, я тоже поэт! Хочешь экспромт?
— Клавдий Бобров был прозаиком, — сказал только Феликс. Всерьёз диспутировать с этим чудаком его совсем не тянуло.
— Изволь, прозой! — рыжий с готовностью встал в ораторскую стойку. — Не ходи по лестнице вверх. Не ходи по лестнице вниз. Подниматься в лифте — вот истинное счастье!
Феликс невольно рассмеялся, зажав рот рукой.
— Что ты ржёшь, что ты ржёшь? — вскинулся тот. — Понаехали и ржут!
Весь в возмущении, он метнулся в ближайший закоулок и тоже исчез.
Китти успела пройти чуть вперёд и дожидалась теперь, пока Феликс нагонит.
— Если он понял, что мы «понаехали», поймут и остальные, — вполголоса заметила она, когда они пошли рядом дальше.
— Что-то такое выдаёт, — полузадумчиво, полуиронично прокомментировал он.
— Расслабься, — Китти легонько хлопнула его по плечу. — И не косись по сторонам с таким пренебрежением. Это далеко не худшее место на Земле.
— Барак, — фыркнул Феликс.
— Ну что ты, — Китти чуть заметно усмехнулась чему-то своему. — Барак совсем не так выглядит.
Сама она, несмотря на внешнее спокойствие, была как натянутый до предела трос — Феликс понял это, когда небрежно приобнял её для вида (всё лучше, чем стоять столбами на развилке коридоров, поглядывая то в одну сторону, то в другую).
— Ну что, куда?
Перед ними с гиканьем и шумом промчалась стайка недавних ещё подростков. Один, бежавший чуть впереди, перебрасывал в руках два яблока и смеялся: «Нет, моё! Нет, моё!» Остальные с хохотом почти злобным неслись следом.
— Я вижу там лестницу наверх, — сказала Китти, когда стайка скрылась.
— Заходите, заходите, — прощебетали девушки на верхотуре. Внизу, в закутке перед самой лестницей, ещё размещалось несколько лежанок, но они пустовали.
Одна из девушек, с светло-серыми короткими кудрями, похожая скорее на мальчика, вдруг звонко хлопнула по руке подругу.