Дальняя буря

Бингхем Лайза

Там не было ни обратного адреса, ни подписи. Всего одна короткая строчка: «Она уйдет в монастырь».

— «Она уйдет в монастырь», — прочел он. Скомкал телеграмму. Если закрыть глаза, он снова увидит тот горестный октябрьский день, когда он помог маленькой Сьюзан сойти с поезда и перепоручил заботу о ней давней своей приятельнице, одной из новых послушниц в монастыре св. Франциска. Он убедил себя и воспитателей в приюте, что Сьюзан пробудет в школе всего несколько лет, чтобы получить образование. А Белл присмотрит за ней и защитит ее — к тому времени

он уже не мог этого делать.

Но через четыре года Сьюзан осталась у св. Франциска. Она осталась, вступив на десятилетний путь подготовки к монашеству. За все время Дэниел навестил ее всего раз, в день, когда она закончила учебу. И с тех пор не видел ее. Письма от Белл приходили нерегулярно. И эта телеграмма ничем не отличалась от предыдущих. За исключением содержания.

«Она уйдет в монастырь».

— Черта с два она уйдет, — проворчал он сквозь зубы, сел на кровати и потянулся за брюками.

Выйдя из здания, Джорди сбежал по ступенькам центрального входа. Его ждал мужчина. Как и обещал.

— Ну?

— Я отдал ему сверток. А теперь отпустите меня. Мне нужно вернуться к мистеру Смиту, иначе он оторвет мне голову.

Незнакомец порылся в кармане и вытащил золотую монету достоинством в двадцать долларов.

— Это тебе за труды, — сказал он.

Удивленный, Джорди нерешительно взял деньги. Двадцать долларов — это целое состояние. Ему и за год столько не заработать.

Мальчик, запинаясь, попрощался и поспешил прочь. Но, идя по улице, он никак не мог отделаться от мысли, что заплатили ему за какое-то грязное дело.

Глава 2

Денвер, штат Колорадо, 10 января 1885 года

По мнению Сьюзан, школа св. Франциска для девочек становилась совершенно безжизненной, едва воспитанницы ложились спать. Сьюзан скучала по живому движению, приглушенному смеху. Ей не хватало иногда веявшего на нее слабого запаха туалетной воды, пользоваться которой ученицам запрещалось. Но больше всего ей недоставало дружеской компании.

Как новую послушницу, Сьюзан нагружали работой, которая не заканчивалась даже с заходом солнца. Большая часть поручений требовала одиночества и давала девушке время и возможность привыкнуть к мысли о приближающемся вступлении в орден. И все равно иногда одиночество становилось невыносимым.

Согнувшись, чтобы дать облегчение уставшим мышцам шеи, Сьюзан пошла по темным коридорам в свою комнату. Ее шаги отдавались эхом под сводчатыми потолками. От промерзших каменных стен веяло холодом, который забирался под юбки.

Почти тридцать лет монастырь св. Франциска был обителью сестер-урсулинок, которые открыли школу. За время своего пребывания в этом заведении Сьюзан не уставала восхищаться самоотверженностью трудившихся здесь женщин. Поэтому-то она изо всех сил и старалась походить на них. Ей хотелось делать что-то важное. Она хотела — страстно желала — быть там, где она нужна. Однако сомнения не исчезали. В сердце Сьюзан образовалась пустота, увеличивающаяся день ото

дня.

Скорей всего, она нуждалась в отдыхе. Нужно было закончить множество дел, прежде чем Сьюзан могла уехать на несколько коротких недель на встречу с бывшими обитателями сиротского приюта «Бентон-хаус мемориал». Она работала с утра до вечера, готовя для своей заместительницы планы занятий, конспекты и памятные записки. Спину ломило, в голове гудело. Но девушка не могла позволить себе роскоши как-то облегчить себе жизнь. Так было до нынешнего вечера, когда обнаружилось, что все мыслимые и немыслимые дела переделаны и остался длинный, ничем не занятый вечер перед отъездом в Эштон на следующее утро. Одинокий, бесконечный вечер.

Сьюзан повернула за угол и нахмурилась. Из-под двери ее комнаты пробивался в коридор лучик света. Девушка двинулась дальше уже не так уверенно.

Сьюзан была помощницей сестры Мэри Маргарет, директрисы школы св. Франциска, и потому пользовалась необычной привилегией — ей выделили отдельную комнату. В столе Сьюзан хранились важные записи и счета, поэтому дверь в эту комнату всегда запиралась. И никто не мог войти туда без разрешения. Никто, кроме матушки-настоятельницы или кого-то из сестер, если они сопровождали Макса, их работника, когда он приносил Сьюзан цветы или охапку дров.

Подкравшись, девушка взялась за ручку двери. Она не повернулась. Кто бы ни находился внутри, он запер дверь. Ни матушка-настоятельница, ни Макс так не сделали бы.

Сьюзан порылась в глубоком кармане юбки и извлекла потертый медный ключ. Как можно бесшумнее она вставила его в замочную скважину и повернула, потом осторожно открыла дверь.

Стеклянная лампа в дальнем конце комнаты рассеивала темноту, но огонь в ней едва горел. Света оказалось достаточно, чтобы убедиться, что кровать не тронута, подушка взбита. Единственный стул с прямой спинкой свободен. Чемоданы стоят на месте. В комнате никого не было.

Собрав все свое мужество, Сьюзан сделала шаг вперед. Едва она перешагнула порог, как дверь позади нее захлопнулась. Чья-то рука обхватила ее за шею, а вторая зажала рот. Сьюзан инстинктивно начала вырываться, пытаясь набрать в легкие воздуху, чтобы закричать.

— Тихо. Это я.

Страх Сьюзан тут же пропал. Она отпустила руку, в которую до этого вцепилась. Она узнала этот голос — хрипловатый, низкого тембра — и знакомую интонацию.

Едва он отпустил Сьюзан, как она повернулась к нему лицом.

— Дэниел!

Ей хватило нескольких секунд, чтобы охватить взглядом стройную крепкую фигуру. То, что она увидела, заставило Сьюзан вздрогнуть. Когда же она видела его в последний раз? По крайней мере десять лет назад. Как он изменился! Волнистые пепельные волосы свисали до плеч. Набрал двадцать фунтов мускулатуры, тело его закалилось в испытаниях временем и трудной жизнью. Широкое кожаное пальто не могло скрыть крепкого торса и длинных ног.

— Привет, Сьюзан.

— Что ты придумал? — спросила она. — Решил напугать меня до смерти?