Дальняя дорога (сборник)
Шрифт:
— Александра срочно вызвали в агентство, — сказала Татьяна, усаживаясь напротив Лорки. — Он поручил мне извиниться перед вами. Он скоро вернется, иначе бы сообщил о задержке.
— Я не тороплюсь.
В коридоре послышалась какая-то возня, приглушенный смех.
Татьяна насторожилась, по ее губам скользнула улыбка.
— Вы, очевидно, не работаете? Я имею в виду обязательную работу.
— Нет, я работаю. — У жены Соколова был чистый, мягкий голос, говорила она негромко, глядя на Лорку серьезными неулыбчивыми глазами. — Я энергетик. Неделю посменно дежурю на центральной энергостанции Гренландии,
— А когда вас нет?
— В интернате. Саша любит детей, но по-настоящему заботиться о них ему некогда. Вызовы, отлучки, разъезды. Очень беспокойная работа.
Лорка слушал ее с улыбкой, но Татьяна ни разу не улыбнулась ему в ответ.
— А у вас работа беспокойная?
Татьяна на секунду призадумалась, а потом своим мягким голосом решительно проговорила:
— Простите, Федор, но я не думаю, чтобы вас заинтересовал характер моей работы. И, честно говоря, я терпеть не могу так называемых светских бесед — обо всем и ни о чем.
Лорка невольно улыбнулся этой прямолинейности, но Татьяна лишь нахмурилась, в голосе ее прозвучала нотка досады:
— Давайте перейдем к делу, Федор.
Лорка не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.
— А у меня, собственно, к вам нет никакого дела. Она тряхнула пышными волосами, ее глаза-вишни стали совсем сердитыми, но не злыми.
— У вас есть дело к моему мужу. А я — может быть, это старомодно и недиалектично — придерживаюсь позиции Фейербаха: лишь муж и жена — вместе — составляют настоящего человека, а по отдельности — это лишь половинки. Все, что касается мужа, касается и меня. И у нас нет тайн друг от друга.
Лорка хотел было возразить, что Фейербах говорил, не о муже и жене, а просто о мужчине и женщине, но передумал: по существу, Татьяна была права. И еще он подумал, что, может быть, Соколов специально отлучился в «агентство», предоставив жене вести разговор?
Татьяна будто подслушала его мысли.
— Если вы думаете, что Александр специально подставил меня для разговора с вами, то ошибаетесь. Он не из тех, кто прячется за спины других.
Лорка мысленно согласился с ней, а Татьяна продолжала:
— Вы хотите предложить Александру участвовать в экспедиции на Кику?
Лорка склонил в знак согласия голову.
— Угадали.
— Я вас прошу, — это «прошу» прозвучало почти как «приказываю», — не делать этого.
— Почему?
— Да потому что он согласится! Понимаете? Согласится! — Она было сорвалась на крик, но, вспомнив о детях, тут же приглушила голос. Голос звучал зло, но глаза у нее так и не стали злыми — они стали печальными, даже тоскливыми. — Он человек долга. Мы говорили об этом. Боже, как он бывает упрям в таких делах!
— Что же дурного в том, что согласится? Участие в экспедиции на Кику — большая честь, — осторожно сказал Лорка.
— Но он же не космонавт! Как вы не понимаете? Это же беспомощный человек во всем, что не касается экспертизы и социальных проблем! Вы думаете, я только из-за детей провожу дома две недели из трех? Из-за него тоже. А кто будет заботиться о нем на этой проклятой Кике?
— Я, — спокойно ответил Федор.
Татьяна смотрела на него с молчаливым недоверием, к которому, пожалуй, примешивалась и насмешка.
— Я, — повторил
В вишневых глазах Татьяны появилось выражение интереса. Ее взгляд беспокойно, требовательно обежал-охватил всего Лорку — литую, тяжелую фигуру, открытое лицо, зеленые глаза, в которых читалась спокойная уверенность.
— Зачем он вам понадобился? — с горечью спросила она.
— Я убежден, что на Кике понадобится эксперт-социолог высокой квалификации.
— А вы уверены в его квалификации?
— Безусловно.
Она впервые слабо улыбнулась, не самой себе — Лорке.
— Он такой беспомощный.
Вот только теперь Лорка до конца понял ситуацию: он все это время разговаривал с главой семьи Соколовых. Что бы там ни говорили и ни писали во все времена, а в каждой настоящей семье обязательно есть глава. Не суть важно — юридическая это семья, как в прошлом, или фактическая, как теперь, постоянна она или временна, что объединяет ее — искренняя любовь и уважение, слепая ли безрассудная страсть, простая привычка и привязанность или кандальные цепи традиций и законов. Семья — совершенно особый мир со своими ценностями, взаимоотношениями и иерархией. И вовсе не обязательно, чтобы крупный общественный деятель, великий ученый, вдохновенный поэт или изобретательный конструктор был главою семьи. Часто бывает как раз наоборот. В семье Соколовых это бремя несла хрупкая женщина с большими темными глазами и тяжелой копной светлых волос. Она не представляла себя на Кике, в чужом, странном и загадочно-опасном мире. И правда, такая жизнь и работа вряд ли были ей по плечу, у нее было другое призвание и талант — семья. Но ей казалось, что уж коли она не справится с работой на Кике, так уж куда там ее любимому, но такому беспомощному, непрактичному Саше!
— Мне кажется, что вы меня не слушаете, Федор.
Лорка спохватился.
— Нет, нет, продолжайте, пожалуйста.
— Я не берусь судить, нужен ли вам эксперт-социолог, видимо, нужен, хотя необитаемая планета и социология — это как-то не укладывается у меня в голове. Но почему именно Саша?
— Потому что я работал с ним и знаю его, — мягко пояснил Лорка. — И что самое главное, я знаю не только его достоинства, но и недостатки.
— Да, это очень важно — знать недостатки, — машинально согласилась Татьяна, поправляя свои пышные волосы. И тут же спохватилась: — Но ведь Саша не единственный эксперт-социолог. А вы забираете его у жены, у детей.
— Это нужно для важного дела. В интересах всего человечества. Хотя это звучит помпезно, но это правда. — Голос Лорки прозвучал суровее, чем он сам того хотел.
Татьяна покачала головой.
— Вы жестоки, Федор.
— Справедливость нередко кажется жестокой тем, кому она невыгодна.
Татьяна вспыхнула как маков цвет. Лорка и не подозревал, что эта атласная фарфоровая кожа может покрываться таким румянцем. Внутренне он подобрался, готовясь парировать зреющую вспышку, но послышались шум открывающейся двери, писк, смех, возня, и в гостиную вошел раскрасневшийся Соколов. Он было начал с извинений по поводу того, что ему не вовремя пришлось отлучиться, но, приглядевшись к лицу жены, спросил: