Дальше фронта
Шрифт:
– Вопрос можно? – как-то лениво спросил Вадим.
– Пожалуйста.
– Куда все же деваются те, кому не повезло? Все, кто умер до изобретения генератора, и умирают, когда он выключен?
– Я этого пока не знаю, – похоже, что честно, ответил Шлиман. – Возможно, что действительно никуда. Умирают и превращаются в распадающуюся протоплазму. А может быть – в полном соответствии с канонами своих религий. Кому куда положено. Сам я атеист, увы.
– В таком случае, как я понимаю, нам здесь больше нечего делать? – полувопросительно-полуутвердително сказал Вадим. – Все равно ведь и
– Вы тоже так думаете? – спросил Шлиман у Ляхова.
– Рад был бы, если б иначе. Но, по-моему, господин Ушаков прав. Откровенничать вы с нами не расположены, о сути своих исследований и открытий говорить не хотите. В какой-то мере я вас понимаю. Не сложилось… Я, само собой, доложу о наших с вами переговорах в самом благожелательном духе. А что уж там мое руководство решит…
– Все правильно оно решит, – вставил Вадим. – Им тоже рано или поздно придется – сюда. Так что дружить мы в любом случае будем. И Комитет благожелательной ассимиляции создадим. Если вы к тому времени сохраните статус.
Ляхов, который собирался еще обсудить со Шлиманом инициативу Розенцвейга, вдруг передумал. Незачем, разберутся как-нибудь сами.
– А вообще, как вы представляете собственное будущее? – спросил он вместо этого. – Неограниченно долгая жизнь в данной форме или восхождение к высшим сущностям? Интересно, все-таки… Ведь все там будем, как у нас выражаются.
– Поживем – увидим, – ответил Шлиман. – Первую стадию освобождения от телесности мы благополучно миновали. Это ведь не тело, – потыкал он себя пальцем в грудь, – это превращенная форма сохранения привычного облика. Когда исчезнет привычка, как-то изменится и остальное. А если вы считаете, что первая фаза переговоров завершена, задерживать не смею. Пожелаете продолжить – здесь же и тем же способом. А в качестве жеста доброй воли позвольте совет…
Вежливо подождал ответа на вполне риторический вопрос, после чего предложил проехать не так уж далеко, на тот самый перевал.
– А зачем?
– Вы там можете найти кое-что интересное для себя. А, возможно, для нас всех. Если сумеете этим правильно воспользоваться.
– И все же? Не люблю я таких вот полунамеков. Пойди туда, не знаю куда…
– Не хочу вас заранее обнадеживать или разочаровывать. Захотите – поедете, сами все увидите. Сумеете – воспользуетесь, нет – значит, нет. Дело в том, что там, в глубине расселины, есть одна пещера… Со странными свойствами. Для нас – скорее опасными. А вы – посмотрите. Будете ехать обратно, заверните сюда еще раз. Расскажете, что получилось. Тоже если захотите. Нет – не надо. Так поедете?
– Поедем, – кивнул Ляхов. Странным образом предложение Шлимана совпало с планами Вадима. Тот тоже имел в виду навестить место боя. И тоже не объяснил предварительно – зачем.
В машине он поднял эту тему.
– Есть что-то общее?
– Наверное. Про пещеру я ничего не слышал, а вот тщательно осмотреть окрестности точки взрыва мне тоже посоветовали. И именно в твоей компании. Очевидно, предполагается, что вдвоем мы можем открыть нечто, недоступное нам по одиночке.
– А с вашей стороны это место обследовали?
– Что
– Хотелось бы знать, – раздумчиво сказал Ляхов, – искать надо именно в здешнем времени или в реальности тоже можно?
– Многого ты от меня хочешь. Ну, не знаю я! А в плане догадки… Если меня к тебе прислали сюда, значит, там ничего не нашли.
– Что ж, поехали…
Колосову Ляхов приказал ждать их на базе, а лучше – на одном из кораблей, до вечера.
– Рацию держите на приеме. Если будет нужно – передам дополнительные указания. До ночи не вернемся, и связи не будет – езжайте вот сюда, – он указал точку на карте. Вдруг разминемся – возвращайтесь в Тель-Авив.
– Так зачем же, командир? – встревожился поручик. – Давайте мы сразу с вами!
– Не надо. Дело у нас там такое, весьма секретное, а опасности почти никакой. Отдыхайте, в море искупайтесь, когда еще придется.
Ляхов сам не знал, почему не хочет брать с собой охрану. Не хочется, и все.
На перевал они поднялись той же дорогой, что и в первый раз с Тархановым.
А теперь получается, уже четвертый. Действительно – закольцовка. Сначала – волею случая, да и то как сказать, два других – с участием потусторонних сил, и вот сейчас – якобы на основе свободного выбора, но в ситуации, когда иного выхода как бы и нет.
Заколдованное место, не хуже, чем у Гоголя.
Разумеется, сейчас Ляхов вполне мог бы повернуть руль и покатиться вниз, к морю. Наплевав вообще на все. Единственное конкретное задание высшего командования он выполнил. И имеет полное право вернуться, хоть с Розенцвейгом, хоть без него. От двойника, конечно, так просто не отделаешься – захочет, потащится следом в нашу реальность. И без всякого самолета, своим ходом догонит, а то и перегонит. И явится к Чекменеву первым, себя объявить настоящим Ляховым, а его – подменышем.
И вы скажете мне, что там сумеют распознать переставку? А вот большой вопрос. Кто знает, сколько необходимой информации уже закачано в его мозги и сколько еще добавят? Квантум сатис [77] , пишут в рецептах.
Значит, я делаю выбор совершенно свободно? А как же!
Да и самому ведь чертовски интересно, а что там у только что подаренного плюшевого мишки внутри? Неужто только опилки? Фу, как банально!
А если бы вдруг оказались настоящие потроха, с кровью, веселее бы стало?
77
Квантум сатис(лат.) – сколько нужно.
– Слушай, кстати, – небрежно спросил он двойника, любующегося панорамой, – в твоем варианте Чекменев рядом с Розенцвейгом не крутился?
– Какой Розенцвейг? Мне он там не попадался…
– Как? Ты ведь говорил, как он к тебе за столик подсел. Вербовщик…
– Я? Говорил? Что-то ты того. Александр Иванович там был…
– Тьфу, черт! А я все время думал, что это тоже Розенцвейг… Ну, так оно прозвучало – «и ко мне тоже», что я сразу ту картинку и увидел. И все к нашему Львовичу приглядывался. Все мысли в эту сторону крутились…