Дальше ваш билет недействителен
Шрифт:
— Лора, я тебя умоляю. Не было никого. Никого.
— Я только что была такой неловкой… Иногда я чувствую себя круглой дурой в сексуальных делах…
— Когда партнерша чувствует себя в сексуальных делах круглой дурой, значит, ее партнер еще глупее…
Она понемногу успокоилась в моих покровительственных объятиях, но мне показалось, что шляпа в траве больше не была моим другом.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поехал со мной в Бразилию, подальше от твоих забот…
— Ну да, мои заботы. Жискар, Ширак и Фуркад нас вытянут, уверен в этом. Сейчас, разумеется, есть безработица, сокращение заказов и ограничение кредита, но это всего лишь неизбежные ступени подъема. Я также спрашиваю себя: может, римские патриции тайно мечтали о варварах?.. Равным образом те, кто принимает
Он немного походил на Нуреева, особенно скулами и губами и этим намеком на Азию в уголках глаз. Но более молодой, более дикий и гораздо более решительный. Несомненно, один из наших завоевателей: те, кого Карл Мартелл обратил в бегство при Пуатье, смешались в йем с теми, кого король Ян III Собеский разгромил под Веной. Не знал за своими фантазиями такой заботы о победах. При каждом движении головы его черная шевелюра взметалась, словно хвост несущегося галопом коня. Мне было трудно не наделить это видение на берегу Луары, хотя оно было моим собственным творением, а сам я, стало быть, его повелителем, неким царственным и вместе с тем животным благородством, которое я позаимствовал скорее из произведений искусства, нежели из своих беглых воспоминаний. Досадно, что красота продиктовала свои условия, потому что мне легче было бы им воспользоваться, если бы он был достоин презрения. Я стер его, велев вернуться после того, как он вновь обретет свою униформу личного шофера и хулиганский вид.
— О чем задумался, Жак?
— О невозможном. Идем. Пора возвращаться. Уже поздно.
Мы дошли до лодки, и я уселся за весла. Прелестная носовая фигура моего корабля скользила меж облаков, в обрамлении бледной синевы, со шляпой на коленях. Решительно, этой шляпе прекрасно жилось.
— Жак, почему ты всегда одеваешься одинаково, немного на манер Хэмфри Богарта, шляпа и все такое, как на фото тридцатилетней давности?
— Не знаю. Из преданности, наверное. Или ради иллюзии всегда походить на себя самого. Или же это хитроумный поиск чего-то, сам не знаю чего, вышедшего из моды, что как раз и вводит новую моду. Any more questions? [9]
9
Есть еще вопросы? (англ.).
Она осмотрела меня критически:
— Не знаю, полюбила ли бы я тебя, если бы тебе было тридцать… Все это будущее, которое было перед тобой, меня бы испугало… Это немного гадко, то, что я сейчас сказала?
— Нет. Это факт — нам осталось очень мало времени… — Я добавил спокойно: — Надо накладывать двойные порции.
Мой взгляд блуждал у нее за спиной, над горизонтом. Я искал замки, всегда отыщется один, что поджидает за поворотом. Не знаю, зачем мне понадобились торжественные камни. Тут были только песчаные наносы, раздутые, словно вытащенная из воды рыба. Порой из-за косогора появлялась верхушка какой-нибудь колокольни, напоминавшей о смиренных могилах. Я встал, хотел увидеть, что дальше, но и там ничего не было. Я стал грести стоя, навстречу Лоре, а она все время отдалялась. С этим бледным светом у нее были свои прозрачные связи, женские секреты, общность мягкости и белизны; вода благосклонно уступала лодке, вновь замыкаясь за вашей кормой, словно опустившийся занавес. Не останется ни следа. Сейчас поворот и деревенская гостиница. Веха на пути. На берегу в полном одиночестве стояла лошадь, вся серая, долгогривая, должно быть мечтая о галопе.
— Еще далеко?
— Не знаю.
— Ты не устал?
— Я неутомим.
— Что высматриваешь?
— Замок.
Она повернулась к линии небес:
— Нет тут никакого замка.
— Какой-нибудь всегда найдется. На Луаре без этого нельзя. В сущности, может, это вовсе и не Луара… Должно быть, мы заблудились где-то в другом месте… Не знаю где…
Она
— Жак, что с тобой?
— Ничего. Мне нужны мои башни и замки; представь, я их никогда не видел, мои луарские замки. Я никогда сюда больше не вернусь, слишком близко…
Я продекламировал:
О замки, о смена времен! Недостатков кто не лишен? О замки, о смена времен! Постигал я магию счастья, В чем никто не избегнет участья… [10]Я бросил весла и сел, обхватив голову руками.
10
Не совсем точная цитата из стихотворения Артюра Рембо из книги «Лето в аду» («Une saison en enfer»). (Пер. М. Кудинова.).
— Против течения, — сказал я. — Вечно приходится грести против течения. Мне надо было встретить тебя в семнадцать лет и угостить мороженым на площади Конрэскарп…
Она встала и пересела ко мне; весла плыли по воде, словно вдруг оказались ненужными; лодка попала в водоворот и медленно кружилась вокруг собственной оси: старый вальс дрейфующих челнов.
— Лора, я хотел бы умереть прежде, чем умру плохо…
— Пикассо…
— Да оставьте вы меня все с вашим Пикассо и Пабло Казальсом, им было на тридцать лет больше, чем мне, а в этом возрасте легче умереть стариком. И потом, кто говорит о смерти? Я тебе говорю о том, как умереть, а это к смерти не имеет никакого отношения!
Я чувствовал у себя на лбу капли холодного пота, и вовсе не от усилий. Я чувствовал, как меня медленно уносит течением, и знал, в каком направлении, и это была совсем не Луара.
Я не заметил, как он появился. Должно быть, беззвучно запрыгнул на борт, с силой и ловкостью, известными тем, кто посещает арены Андалусии. Он берется за весла, и его движения одновременно легки и размашисты; он не спускает с меня глаз, ожидая приказа. Ни следа высокомерия, еще меньше панибратства: я бы этого не потерпел и тотчас же убрал его куда подальше. Нет: только готовность, услужливость и покорность. Один из тех, кто явился издалека, чтобы сделать за нас грязную работу, которой старая Европа больше не хочет себя обременять. Я отчетливо вижу его и еще раз замечаю, насколько все в нем нам чуждо, начиная с востока его глаз и азиатской тени скул на впалых щеках до складки губ, где юность трепещет от первобытной алчности и своих властных желаний. Я делаю ему знак, и одним взмахом весла он выталкивает лодку на песок. Лора встает: она даже не удостоила его взглядом. Я подаю ей руку и помогаю выйти. Руис первым покинул лодку и дожидался нас. Он знает, что я недавно опозорился, что мне не хватило силы, и теперь только того и ждет, чтобы прийти мне на помощь. На нем белая футболка и черные кожаные брюки. Он приводит себя в готовность одним жестом, грубо и по-животному откровенно, пока Лора опускается перед ним на колени, и моя кровь, подстегиваемая отвращением и ненавистью при виде этого гнусного опрастывания, закипает и наполняет меня убийственным задором. Я закрываю глаза, чтобы лучше видеть их обоих, и нежно удерживаю Лору в своих объятиях, прижавшись губами к ее губам, покуда Руис неистовствует над ней под моими опущенными веками с бешеной и бессильной злобой тех, кто не может ничего опоганить, ничего осквернить.
Я слышу у своей шеи долгий Лорин стон.
Выброшенная на берег лодка бормочет по прихоти волн. Сумерки густеют, постепенно, мазок за мазком, будто на полотне в серых тонах. Что-то шуршит в камышах. Еще одна, последняя стрекоза. Туман, Мое сердце бьется тихо, как воспоминание. Я вижу под своими веками полет диких гусей моего детства. Ничего страшного. Запах дыма и, конечно, деревни. Лодка лежит, раскрыв объятия. Я беру Лору за руку и помогаю подняться. У нас обоих еще есть будущее.