Дама с горгульей

Алейникова Юлия

Гриппа не знала, сколько времени так пролежала – час, два? Пахло плесенью, дымом, за стеной слышались приглушенные грубые голоса. Было страшно. Страшно за Артема. Всю дорогу она молилась, чтобы тот выжил. А еще очень надеялась, что из ресторана кто-нибудь заметил, что стряслось на парковке, и ему помогут, вызовут «Скорую», милицию. То есть полицию.

Агриппина невесело усмехнулась. Страсть к переименованию улиц и прочего, укоренившаяся в Российском государстве после большевистской революции, всегда казалась ей смехотворной. Незаметно для себя девушка расслабилась и смогла мыслить связно. Она перевернулась на кровати и постаралась лечь поудобнее, хотя связанные за спиной руки очень мешали. Хорошо бы их

развязать… Гриппа принялась ерзать, вертя связанными руками, понемногу ослабляя веревку. Наконец узлы ослабли, и удалось освободить сперва левую кисть, затем правую. Теперь можно было отодрать скотч со рта. Затекшие и натертые запястья болели, пленница растирала их, зализывая ссадины языком, как кошка.

Что ж, пора обдумать собственное положение. Наверняка о ее похищении уже известно отцу, значит, поиски начались. Но когда и как ее смогут обнаружить в этой заброшенной хибаре? А самое главное – что нужно похитителям? Выкуп?

Интересно, они знают, кого похитили? Наверняка да. Иначе бы не стали нападать на них с Артемом так дерзко в людном месте.

Агриппина, видимо, от состояния шока мыслила очень спокойно, здраво, не ощущая приливов паники. Словно ее сознание предусмотрительно изолировало ту свою часть, которая заведует эмоциями.

«Как часто похищенные с целью выкупа выживали?» – задала себе девушка следующий логичный вопрос. И тут же испытала первый прилив ужаса – насколько ей известно, никогда. Если их не удавалось отбить силой. Но сначала ее должны найти. Сколько времени займут поиски? И что с ней может случиться за это время?

Гриппа резко села на кровати. Прислушалась. В соседней комнате все еще разговаривали. Точнее, говорил кто-то один. Она сползла с кровати – хорошо, что на ней все еще шуба, пожалуй, так даже лучше, мелькнула мысль при воспоминании о своем вызывающем наряде – и тихонько подкралась к двери. Створка была толстая, деревянная, разбухшая от сырости, вся перекошенная, покрытая некогда белой краской, давно уже облупившейся и потрескавшейся. Как странно, в такой момент у нее сохранилась способность замечать такие мелочи… Дверь плотно прилегала к косяку. Замочной скважины в ней не было, щелей, сквозь которые можно было бы расслышать хоть что-то, тоже. То-то бандит, закрывавший ее, вынужден был хлопнуть со всей силы.

Гриппа все еще стояла, прислонившись к косяку, когда снаружи раздался какой-то грохот. Потом раздались пара выстрелов, крики. Затем могучий, резкий удар сотряс вход в Агриппинину кладовку. Девушка отпрянула в испуге и, путаясь в полах шубы, кинулась в дальний угол, но споткнулась о валявшиеся на полу коробки. Ухватившись за спинку кровати, с трудом удержалась на ногах.

Дверь снова содрогнулась от удара, потом еще раз и наконец неохотно, со скрежетом распахнулась. В освещенном проеме без пальто и с перевязанной головой показался Артем. Он влетел в кладовку, заполняя своей грозной фигурой все пространство жалкого, тесного чулана, подсвеченный со спины тусклым желтым светом, словно озаренный лучами солнца рыцарь, распахнувший дверь каменной темницы, куда заточили принцессу. Агриппина выпрямилась и, раскинув руки, с чувством неимоверного облегчения и безудержного счастья рванулась к нему навстречу. Он жив! Он спас ее!

А незадолго до этого Игорь Васильев спокойно, но настойчиво убеждал шефа:

– Артем Георгиевич, у нас достаточно людей, мы сами справимся.

Его парни уже успели выяснить, что в доме находятся всего пять человек, причем не опытные боевики, а просто мелкая шушера, нанятая через подставных лиц, так что серьезного сопротивления они оказать не смогут. Поэтому было решено подкрепления не дожидаться, а двинуться на штурм имеющимися в наличии силами. Агриппина заперта где-то в глубине дома, значит, во время вторжения

не пострадает.

– Нет, я пойду с вами. Из-за какой-то царапины отсиживаться в машине не собираюсь! – резко возразил подчиненному Сокольский.

Он на мгновение представил, как кто-то из его людей выбивает дверь в подпол, где томится Агриппина – да, да, именно выбивает, – и встречает ее восхищенный взгляд, потом берет девушку на руки, выносит из дома и передает находящемуся в салоне автомобиля Артему. Картина его не порадовала. Нет уж, он не какой-то там Тиховлиз. Он сам освободит Агриппину и вынесет ее на руках из заточения. Если, конечно, не свалится, совершенно неуместно встрял в розовые мечты язвительный голос здравого смысла. Приказав этому голосу заткнуться, Артем решительно поднялся, натянул предложенный бронежилет и пошел занимать позицию у входной двери. В окно сейчас он бы, пожалуй, не влез – точно свалился бы.

Все прошло как ожидалось. По сигналу Васильева бравые сотрудники департамента охраны холдинга вломились в избу сразу с пяти точек. Сидевшие в доме похитители даже пикнуть не успели, как были взяты в кольцо вооруженными людьми в бронежилетах и масках. От страха бедняги и дернуться не посмели. Тем более что Васильев пару раз пальнул в воздух – для острастки.

Артем сразу грозно спросил у преступников, где девушка, и пока Васильев с ребятами обыскивали и скручивали задержанных, отправился выламывать дверь кладовки. Эта деталь – в смысле выламывание двери – казалась ему особенно важной.

И когда толстенная тугая створка поддалась его напору, Гриппа, перепуганная, счастливая, со слезами восторга в огромных серых глазах, бросилась ему на грудь.

Артем прижал ее так сильно к себе, как только мог. Ужасно мешал бронежилет, но оторваться от девушки хоть на миг, чтобы избавиться от него, Сокольский был не в состоянии.

А потом Гриппа сидела в его машине и пила чай из принесенного кем-то термоса. И смотрела, как пятерых задержанных бандитов грузят в подъехавший закрытый фургон, как раздает указания своим людям Артем, уже без жилета, в одном пиджаке (пальто его так и осталось валяться возле ресторана). Как трое его сотрудников, попрощавшись с остальными, заходят в дом, вероятно, собираясь устроить там на всякий случай засаду. Как загружаются в машины здоровенные парни, только что отбившие Агриппину у похитителей. Потом Сокольский с Васильевым двинулись к «Лексусу», и девушка услышала, как Васильев убеждает Артема не садиться за руль.

– Да справлюсь я, не волнуйся, – отмахнулся от него на ходу тот.

– Сотрясение мозга не шутки, удар бы сильным, не исключена возможность потери ориентации, а у вас в машине Агриппина Вольдемаровна, – наставительно внушал Васильев.

– Хорошо, – сдался Сокольский, понимая, что ради безопасности Гриппы согласится даже на отправку домой на медицинских носилках.

– Вот и правильно. Матвей! – крикнул в темноту Васильев. – Довезешь Артема Георгиевича с Агриппиной Вольдемаровной. Ребята тебя потом подхватят.

– Сделаем, – кивнул Матвей, садясь за руль «Лексуса». – Прошу, Артем Георгиевич.

Сокольский направился к передней двери, но передумал и сел сзади, рядом с Гриппой. Матвей включил фары и вырулил на темную деревенскую улицу. В машине играла тихая, едва слышная музыка, мерцали огоньки на приборной панели, темнота загородной ночи окутала пассажиров.

Агриппина, уставшая, словно заторможенная, сидела в теплом салоне, положив голову на крепкое, надежное плечо самого желанного мужчины на свете, и смотрела, как впереди в свете фар убегает вдаль белая разделительная полоса дороги и светятся габаритные огни идущих впереди машин. Она ни о чем не думала, ничего не хотела, никуда не спешила. Ей было удивительно хорошо и комфортно здесь и сейчас. Желание было только одно – ехать так вечно.