Дама с горгульей
Шрифт:
Что же она натворила… Их чувства были так хрупки, мужчина стольким рисковал ради нее, а она взяла и все испортила. Хуже – оскорбила его.
Агриппине было так плохо, что хотелось удавиться. Лучше бы Артем не спасал ее, глупую, неблагодарную идиотку. Лежала бы сейчас в кладовке, дышала плесенью и мечтала о прекрасном принце на белом коне. А теперь у нее даже мечты не осталось.
Почувствовав, что сейчас громко разрыдается, Гриппа стремительно, стараясь ничего не задеть, чтобы не привлечь внимание хозяина квартиры, побежала в спальню. И уже там, упав на его кровать, уткнувшись носом в подушку, тихонько, чтобы, не услышал хозяин,
Макинтош, лохматый рыжий котяра, прыгнул к ней на кровать и уткнулся в ухо мокрым, холодным носом, как будто успокаивая.
– Спасибо, – всхлипнула из подушки несчастная Агриппина.
Когда Артем обернулся, чтобы пригласить гостью к столу, той в комнате не оказалось. Странно, он даже не заметил, когда девушка исчезла… Потом Сокольский рывком бросился в прихожую – его первой мыслью было, что Агриппина сбежала, наплевав на его запреты. Но шуба и золотые сапоги были на месте. Тогда Артем подошел к двери спальни и нерешительно постучал, сомневаясь в душе, стоит ли вообще ее звать. Пусть бы сидела там целый день, ему же легче. Но долг джентльмена и хозяина велел ему пригласить даму к столу.
Гриппа появилась спустя пять минут, какая-то тихая, словно погасшая. Если бы две их последние встречи не разделяло всего пятнадцать минут, на протяжении которых он жарил яичницу и варил кофе, Артем решил бы, что у Гриппы стряслось непоправимое горе, такой подавленной и несчастной девушка выглядела. И мужчина почувствовал, как его сердечная рана начинает сочиться свежей кровью, причиняя невыносимую боль.
«Когда же закончится эта пытка?» – закатывая глаза к потолку, мысленно вопросил он небеса. А вслух произнес:
– Агриппина Вольдемаровна, я должен уехать, мне нужно заканчивать расследование. Вы остаетесь одна с Макинтошем. Что бы ни случилось, звоните только мне. Или по второму номеру, который я вам сейчас оставлю.
– Расследование? – впервые подняла голову от тарелки Гриппа. – Кстати, я забыла вам рассказать вчера. А точнее, не успела. У Константина, водителя Сидоренко, был роман с Ириной Александровной. Мне мамина горничная рассказала, Лиза.
– Хорошо, это важно, я обязательно переговорю с ним, – кивнул головой Сокольский, радуясь, что у него появилось важное неотложное дело, которым он сейчас и займется.
– Что значит «я»? – встрепенулась Агриппина, тут же забывшая о своем разбитом сердце. – Раздобыла эту информацию я и хочу лично участвовать в беседе.
Просто удивительно, до чего быстро она втянулась в это расследование. А еще удивительнее, что игра в сыщицу так ее захватила. Ибо стоило Сокольскому намекнуть, что закончит без нее, необъяснимый азарт, сродни охотничьему инстинкту у какого-нибудь пойнтера или сеттера, охватил все Гриппино существо.
Едва Артем произнес вслух слово «расследование», как у него на глазах свершилась очередная метаморфоза. Тихая, вялая, подавленная Гриппа взмахнула длинными ресницами, и вот перед ним уже прежняя энергичная, волевая Агриппина Начинкина, которая так нравилась Артему, с которой ему было легко, интересно, спокойно и – счастливо. Сокольский вздрогнул и, как заклятие от темных сил, несколько раз произнес про себя фамилию: Начинкина, Начинкина, Начинкина. В его голове это слово отозвалось неожиданным эхом: опасна, опасна, опасна! Артем испуганно тряхнул головой, поморщился от боли
– Агриппина Вольдемаровна, я уже объяснил вам сложившуюся ситуацию – вы не можете покинуть мою квартиру, – сухо, не поддаваясь эмоциям, еще раз повторил Сокольский.
– С чего вы взяли? – вызывающе посмотрела ему в глаза Гриппа. – Если вы не возьмете меня с собой, я сбегу.
– Ничего не выйдет. Я запру вас на ключ.
– Не смешите меня. Возьму и вызову МЧС, обзвоню всех знакомых.
– Придется забрать у вас телефон, компьютер, планшетник, вообще все возможные средства связи, – не поддался на шантаж задетый за живое начальник охраны холдинга.
– Артем Георгиевич, единственная возможность удержать меня здесь – это связать. Но на такое вы вряд ли пойдете. Во-первых, вы не садист, а во-вторых… во-вторых, я пожалуюсь папе, – ехидно закончила Агриппина.
Он оценил ее «во-первых» и «во-вторых», а также то, насколько политкорректно эти слова были расставлены.
– Но вы не можете появиться на людях в таком вызывающем виде, – прибег мужчина к последнему аргументу.
– А мы опять заедем в магазин, и я переоденусь, – радостно улыбнулась ему Гриппа.
– Хорошо. Но только в какой-нибудь другой магазин. А то о нас с вами пойдут слухи по городу, – сдаваясь, сказал Артем и выдохнул: спасения ему не будет. – Ваше появление на улице в золотых сапогах и белой шубе средь бела дня и так вызовет переполох. Не говорю уж о платье.
– Может, у вас найдется что-нибудь неброское для меня? Например, спортивный костюм и кроссовки.
Артем с сомнением взглянул на девушку.
– У вас какой рост? – спросил он свысока.
– Сто семьдесят.
– А у меня сто восемьдесят семь. Вы утонете в моем костюме. А что касается обуви, то я ношу сорок пятый размер. Вы будете смотреться в моих кроссовках еще более вызывающе, чем в собственных сапогах.
– Дайте хотя бы свитер. У вас есть свитер? Большой, толстой вязки. Сделаю из него платье. Сойдет для визита в магазин.
Но на сей раз Артем был очень осторожен. Он сам купил сапоги в указанном Гриппой бутике. Просто взял названный ею размер. Обувка девушке понравилась. Высокие голенища, удобный каблук, симпатичный фасончик. Сокольский приобрел для спутницы дубленку – также без примерки. Агриппина переоделась на заднем сиденье «Лексуса».
У Константина Мухоедова был выходной. Он сидел в своей холостяцкой однушке с бутылкой пива в руке и смотрел футбол. Жизнь была прекрасна и удивительна. Никто его не пилил, не говорил, чтобы он перестал разгуливать по квартире в одних трусах, мол, это неприлично, не требовал сменить носки, вынести мусор, съездить к теще, сделать фарш. Ни-че-го. Тишина и покой. Вот что значит – мужчина в разводе.
Со времени расторжения Костиного брака прошло ровно два месяца, которые пролетели для него как один день. Он даже поверить боялся в свое счастье и вздрагивал от редких звонков в дверь. А вдруг жена вернулась?