Дама с горгульей
Шрифт:
– Так… А теперь, Селедкин, с самого начала. И подробно! – распорядился недоумевающий Вольдемар Сигизмундович.
Прочая компания с искренним интересом взирала на грузного полковника полиции.
– Присесть можно? – одышливо спросил Селедкин, присматривая себе место поскромнее.
– Вон стул в углу, возьми и приступай.
– Значит, так, – начал Селедкин, уперев в колени мощные, как окорока, руки. – Третьего ноября Любовь Михайловна Матвеева, работающая у вас поваром, предприняла попытку отравления племянника Никиты Евгеньевича Окаемова крысиным ядом.
– Чьего племянника? – нахмурила тоненькие, как ниточки, брови Елена Сергеевна.
– Своего, – отрапортовал Селедкин. – Никита Окаемов приходился ей родным племянником. Молодой человек был сыном старшей сестры Матвеевой, скончавшейся чуть более полугода назад, Окаемовой Ларисы Михайловны. Обе сестры проживали вместе со своей матерью, Матвеевой Марией
– Неважно по какому адресу, ты к делу переходи, – поторопил его до странности нетерпеливый Вольдемар Сигизмундович.
– Строго по делу, – кивнул головой покладистый Селедкин. – Семь месяцев назад после долгой болезни скончалась мать Окаемова, оставив все свое движимое и недвижимое имущество единственному сыну. В том числе сумму в размере семидесяти пяти тысяч рублей, хранящуюся на сберегательной книжке, свою долю собственности в приватизированной трехкомнатной квартире по адресу… Ах да, можно без адреса… и домик в садоводстве с участком земли в шесть соток. Данный участок был получен ею еще в середине восьмидесятых от предприятия, на котором трудилась Лариса Михайловна Окаемова. Но занималась домом и участком в основном ее сестра, Матвеева Любовь Михайловна. Это подтвердили и соседи по садоводству. Потому как сама владелица, Окаемова, после развода с мужем много болела и на даче почти не появлялась. Матвеева занималась строительством и ремонтом дома, разработкой участка и проводила там все свои отпуска.
– А убийство-то тут при чем? – не выдержала Елена Сергеевна.
– Одну минуточку, уже объясняю, – поторопился Селедкин. – По завещанию, составленному Ларисой Окаемовой, дом отходил ее сыну Никите. Парню дом был не нужен, он собирался его продать и купить себе дорогую машину. Но его тетка, Матвеева Любовь Михайловна, вложившая в тот дом немалые средства, требовала у него не продавать строение до ее смерти и даже выделить ей половину собственности. Никита отказывался, ни на какие уступки не соглашался. Матвеева обращалась к адвокатам, хотела подать на племянника в суд. Но те отсоветовали, поскольку никаких финансовых документов на строительство и ремонт дома не сохранилось, и доказать что-либо в этой ситуации было бы трудно. Обстановка накалялась еще и потому, что тетка с племянником проживали и работали под одной крышей.
– Я даже представления не имела, что повариха и водитель родственники! – всплеснула руками Елена Сергеевна.
– Они это тщательно скрывали, боялись неприятностей, – пояснил Селедкин. – Так вот. В день приема у них снова состоялся очередной разговор. Матвеева услышала, как Окаемов договаривается с агентом о показе дома потенциальным покупателям, и набросилась на племянника. Тот предложил ей самой купить у него дом, если он ей так дорог. Последовал очередной скандал.
– А сколько стоит дом этот? – спросила молчавшая до сих пор Анжела.
– Агентство недвижимости оценило его в один миллион двести тысяч рублей.
– И из-за таких копеек весь сыр-бор? – насмешливо фыркнула Анжела.
– Ты бы сама хоть раз в жизни попробовала миллион заработать, а потом бы рот кривила, – одернул жену Коробицкий, чем заслужил одобрительный взгляд тестя и сочувственную улыбку Агриппины.
– Что было дальше? – решила вернуть беседу в безопасное русло Елена Сергеевна.
– Матвеева, оскорбленная выпадом племянника, решила покончить с ним раз и навсегда. Возможно, это был порыв в состоянии озлобления, но, возможно, женщина продумывала такой ход заранее. Во всяком случае, зная привычки Окаемова, она отправилась на кухню. А народу в тот день там было много, и своих, и посторонних, стояла жуткая суета, и никто на нее внимания не обратил. Матвеева взяла паштет из гусиной печени, оставшийся с хозяйского ужина, насыпала туда смертельную дозу крысиного яда и, воткнув в миску дольку перца чили, чтобы притупить вкус и запах, убрала до поры в холодильник. Вскоре появился Окаемов и попросил что-нибудь перекусить. Она выдала ему паштет, безалкогольное пиво, хлеб и отправила в его собственную комнату, чтобы не мешал на кухне. Судя по всему, паштет Никита успел съесть полностью, что подтверждает и горничная Синичкина. Она видела, как Окаемов доедал его, поскольку заходила к молодому человеку выяснить отношения. Между ними был длительный роман, Синичкина даже делала от него аборт, Никита обещал на ней жениться, но потом отношения зашли в тупик, у Окаемова появилась состоятельная любовница. В возрасте, с положением. Синичкина страшно ревновала, требовала прекратить эту связь, а Окаемов то соглашался, то отказывался. Синичкина ревновала еще больше, грозила разоблачить обоих. И в день убийства она пришла требовать от Окаемова немедленно порвать с любовницей, зная, что та прибыла на праздник и наверняка собирается встретиться с Окаемовым
– А я всегда знала, что у Никиты с моей горничной роман. Хоть Лиза и хитрая лиса, но что можно скрыть в таком тесном кругу? – снова вмешалась в рассказ Елена Сергеевна. – И про соперницу догадывалась. Только Никита был слишком ветреным и жадным, таких в мужья лучше не брать.
Что примечательно, на протяжении своего короткого монолога Елена Сергеевна даже мельком не взглянула на покрывшуюся багровыми пятнами Ирину Александровну.
– Да, – важно кивнул Селедкин. И продолжил: – Так вот. Молодые люди как раз выясняли отношения, когда раздался телефонный звонок – Окаемова вызывал хозяин. – Полковник сделал реверанс в сторону Вольдемара Сигизмундовича. – Синичкина не поверила и решила проследить за парнем. Но тот действительно пошел наверх, в хозяйские апартаменты. Синичкина, судя по всему, подслушивала за дверью и даже дождалась Окаемова, когда он в костюме графа Дракулы, в коем должен был быть на маскараде хозяин, но еще без маски вышел в коридор, и снова набросилась на него. Тот ей жестко ответил, и Синичкина приняла решение. Как считает следственная группа, спонтанное. Девушка поднялась на крышу и, кипя от злости и ревности, сбросила на ветреного кавалера скульптуру. И, как я считаю, оказала Окаемову немалую услугу, избавив его от медленной, мучительной смерти от яда.
– Потрясающе! – выдохнула Елена Сергеевна. – Настоящие шекспировские страсти кипели буквально у нас перед носом. Нет, не Шекспир – Еврипид! «Медея», «Электра». Невероятно!
– Так… – многозначительно произнес Вольдемар Сигизмундович, оглядываясь на Сокольского. Затем вновь обратил свой взор на довольного произведенным эффектом от своего рассказа Селедкина: – Ты уверен в своих выводах?
– Абсолютно. На лопате эксперты обнаружили волокна ткани, совпадающие с образцом, взятым от формы, которую носят ваши горничные. А на форменном платье Синичкиной, в коем она была в вечер убийства, была обнаружена небольшая зацепка. Туфли, в которых горничная поднималась на крышу, к моменту осмотра были тщательно вымыты и начищены, но после внимательного изучения в складках между подошвой и верхом туфель экспертам удалось обнаружить микрочастицы архитектурного гипса, вероятно, попавшие туда в момент сковыривания статуи с пьедестала. А еще один из приглашенных официантов видел, как Синичкина поднималась вслед за Окаемовым наверх. В общем, мы имеем достаточно прямых и косвенных улик для ареста подозреваемой и передачи дела в суд. С Матвеевой, правда, сложнее, – тяжело вздохнул Селедкин. – Прямых улик против нее нет. Миска из-под паштета была тщательно вымыта. Сперва вручную, потом в посудомоечной машине. Факта подсыпания Матвеевой яда в паштет никто подтвердить не может. Доступ к яду имелся фактически у всего персонала. Правда, один из приглашенных поваров видел, как Матвеева лично достала паштет из холодильника и вручила Окаемову. Один из официантов вроде бы видел, как женщина чуть раньше входила с этим паштетом в кладовку, но точно он утверждать не берется. И еще горничная Татьяна Огурцова, а также водитель одного из гостей, находившийся в доме во время вечеринки, видели, как Матвеева забирает из комнаты Окаемова грязную посуду. Объяснила она это тем, что не выносит беспорядка. Остальная прислуга ничего удивительного в этом не нашла, потому что Матвеева всегда отличалась безукоризненной чистоплотностью. Однако санкция на задержание подозреваемой нами все же получена, и мы попробуем получить от нее признательные показания во время допроса.
– Пытать будете? – вытаращив глаза, спросил притаившийся на диване Феликс.
– Нет, конечно! – в ужасе шарахнулся Селедкин. – Мы же не гестапо. Попробуем разговорить. Но, по большому счету, инкриминировать нам ей нечего. Ведь Окаемов умер от падения на него скульптуры, как ее… – Селедкин заглянул в папку, – горгульи. Так что, можем мы произвести задержание? – спросил полковник, оборачиваясь к Вольдемару Сигизмундовичу.
– Производите, – махнул рукой Начинкин.
Агриппина взглянула на сидящего возле двери Тиховлиза. Но Пофистал Тарасович загадочным образом испарился. Вообще-то еще когда исчез бывший зам холдинга, Селедкин объявил о намерении арестовать повариху с горничной, только никто этого не заметил.
Полковник поднялся и, прихватив своих орлов, двинулся в глубины дома производить задержание.
– Вольдемар Сигизмундович, – поднялся с места Артем Сокольский, едва за Селедкиным закрылись двойные двери гостиной, – извините, что говорю в такой момент, но… Я ухожу из холдинга. Увольняюсь.
– Что за чушь? – недовольно нахмурился его босс. – Чтобы делать подобные заявления, надо было как минимум дождаться выговора с моей стороны. А его не было. Ты не провалил порученного дела, просто выполнял узко поставленную задачу. Я очертил тебе круг подозреваемых, ты разобрался в вопросе. Так что поводов к твоему увольнению нет.