Дама с коготками

Донцова Дарья

Прямо от профессора проехала на работу. Преподаю французский небольшой группе интересантов. Пять мужчин примерно тридцатилетнего возраста, судя по костюмам, машинам и сотовым телефонам, преуспевающие бизнесмены. А вот студентами они оказались нерадивыми. Систематически не выполняли домашних заданий, плохо учили слова и с трудом читали тексты про день рождения. Второй год продирались сквозь заросли грамматики, и честно говоря, с нулевым результатом. Я долго не могла понять, зачем им французский, пока однажды один, самый молодой, не признался в порыве откровенности, что теперь

уже вышло из моды отдыхать в бане с проститутками. Куда престижнее изучать языки. Поглядишь на часы и так небрежно бросишь собеседнику: «Знаешь, не звони в 14.00, отключаю «мобильник». Преподаватель французского злится, когда на уроке гудит». Вот это круто! А девочки, водка, рестораны – вчерашний день.

Два часа мы старательно разбирались с простым прошедшим временем, и наконец оно нас победило. Слушатели утерли пот шелковыми платками, включили «мобильники» и расселись по джипам и «Мерседесам».

Я позвонила домработнице Марине. Голос у нее оказался совсем молодой. Представившись знакомой знакомых Радова, я предложила ей работу. Марина обрадовалась. Мне не хотелось, чтобы она приезжала к нам домой, и я, спросив у нее адрес, сказала, что поеду мимо и загляну.

Жила Марина на Большой Академической улице, в блочном доме без лифта, на последнем этаже. Воняло на лестнице невыносимо. Почти у каждой двери стояло помойное ведро. На первом – готовили щи, и запах переваренной кислой капусты распространялся до третьего этажа, где смешивался с ароматом кошачьей мочи и кипятившегося белья.

В ответ на мой звонок за дверью раздалось многоголосое тявканье. Мне открыла полная женщина. И я прошла в маленький, узкий коридорчик.

– Проходите на кухню! – предложила хозяйка.

В комнате на разные голоса заливалась стая собак. Кухня – размером с мыльницу, была забита полками. С натянутых под потолком веревок свешивались разноцветные детские колготы, трусики, маечки. Я вздохнула, сама недавно так жила, в ванной небось не повернешься.

Проследив за моим взглядом, Марина спокойно пояснила:

– Дочь двойню родила, вот и сидим друг у друга на головах. Да еще три собачки.

Я пригляделась к ней повнимательней. Голос молодой, звонкий, а самой уже хорошо за пятьдесят. Лицо приятное, открытое. Карие глаза смотрят приветливо, речь вполне интеллигентная, только руки – потрескавшиеся, красные, выдают поломойку.

– Работала библиотекарем, – пояснила Марина, – потом пришлось увольняться, на биржу идти. Но моя специальность теперь никому не нужна. Хожу вот по людям, полы мою. Вы не сомневайтесь, есть рекомендации. Могу постирать, погладить, обед сготовить, собак помыть…

Слушая эту усталую, бьющуюся из последних сил с нищетой женщину, я подумала, что обманывать ее просто бессовестно. Ведь она рассчитывает на заработок.

– Марина, простите, домработница нам не нужна.

– Зачем тогда пришли?

Стодолларовая бумажка на какой-то момент лишила ее дара речи.

– Это мне? – спросила она наконец. – За что?

– За сведения о семье Радовых.

– Ничего, в общем, такого не знаю, – замялась женщина, но следующая банкнота развязала язык.

Изабелла с профессором жили

врозь. По крайней мере, те три года, что у них убирала Марина. Спали в разных комнатах. Серж часто отсутствовал, и тогда у хозяйки оставался ночевать другой мужчина, которого домработница не видела. Серж, очевидно, знал о любовнике, потому что никогда не являлся домой внезапно, вначале звонил и сообщал о возвращении. Гостей практически не бывало, или они приходили в Маринино отсутствие, потому что иногда в кабинете стояли пепельницы, полные окурков.

Изабелла совершенно не занималась хозяйством, даже чулок не стирала, весь дом держался на Марине. Раньше домработница приходила каждый день на четыре часа. После смерти хозяйки Серж велел появляться два раза в неделю. Марина поняла, что профессор живет в другом месте, квартира имела совершенно нежилой вид.

– Мне известно, что Изабелла принимала наркотики, – сообщила я.

Марина вздохнула:

– Когда я пришла в первый раз, хозяйка уже была наркоманкой. Профессор совершенно измучился, лечил жену, но все без толку. Да и характер у нее был отвратительный. То слезами заливается, то хохочет. Не дай бог слово невпопад обронить. Я один раз сказала, что чайник слегка закоптился, так она вместе с кипятком выбросила его в окно, хорошо, никого не убила.

Просыпалась госпожа Радова около двенадцати и сразу требовала в постель кофе. Потом принимала ванну, долго одевалась, красилась. Около трех уходила из дома по каким-то делам. Подружек у нее не наблюдалось, изредка появлялись молодые люди.

«Под кайфом» Изабелла оказывалась не каждый день. Но два раза в неделю непременно кололась. И тогда становилась веселой, возбужденной, дарила Марине платья и деньги. На следующий день еле-еле выползала в ванную, похожая на привидение, и начинала орать и придираться к каждому пустяку.

– Профессор все пытался выяснить, куда она наркотики прячет, – качала головой Марина, – но жена оказалась хитрее. Так он и не обнаружил тайник.

– Но вы-то знаете, где он был, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я.

Марина молча кивнула.

– В спальне стоят небольшие полки светлого дерева. Одна из них имеет вынимающееся дно, туда Изабелла и складывала порошок.

– Что же не сказали профессору?

– Не в моих правилах вмешиваться в хозяйские дела. Сами разберутся. Я скажу, а меня потом уволят.

Правильная позиция, главное – безопасная. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Если, конечно, не заплатят приличную сумму.

Глава 18

Гинеколог Римма Борисовна, об этом мне сообщили в поликлинике, жила на Мясницкой. На первом этаже находился рыбный магазин. Возвращалась Селезнева поздно, и я вдоволь насмотрелась на разнообразные филе и нарезки, подкарауливая доктора. Наконец около девяти она вошла в подъезд, шурша красивой бобровой шубой с воротником из рыси. Я подождала еще минут десять, чтобы она успела раздеться, и позвонила в квартиру. Выглянула хорошенькая девушка и позвала мать.

Римма Борисовна страшно удивилась, увидав меня на пороге.