Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)
Шрифт:
– Это очень хорошо с твоей стороны, Макс, – сказала тетя Софи и, взяв из фарфоровой корзины горсть миндального печенья, подала мальчику. Тот с улыбкой взглянул на нее, но не взял.
– Премного благодарен, фрейлейн, – сказал он и принялся ерошить свои кудри, сам смутившись отказом. – Но я, знаете, никогда не ем сладкого, это хорошо для девочки.
Советник разразился громким смехом, с сияющим лицом поднял вдруг высоко от земли ребенка и крепко поцеловал в розовую щечку.
– Да, этот совсем из другого теста. Он мне пришелся по душе, клянусь
– Он француз, – сказала тетя Софи. – Ведь ты приехал из Парижа? – спросила она ребенка.
– Да. Но мама умерла и…
– Посмотри-ка, твоя Филина опять убежала! – воскликнул коммерции советник. – Беги за ней, не то она, пожалуй, поскачет к старой даме, что живет наверху.
Мальчик бросился вверх по лестнице.
– Его родители, кажется, оба умерли, – сказала тетя Софи вполголоса советнику.
– Неправда! – возразил сверху мальчик. – Мой папа не умер, он уехал далеко – так всегда говорила мама. Я думаю, за море.
– А ты не скучаешь по нему? – спросила Маргарита.
– Да ведь я его никогда не видел, моего папу, – ответил он как-то сухо и вместе с тем будто удивляясь, что можно скучать по человеку, о котором не имеешь ни малейшего представления.
– Вот странная история, черт возьми! Гм-м, – проворчал советник, замахав рукой, как будто обо что-то обжегся. – Так он, значит, сын одной из дочерей Ленца?
– Не знаю, но, насколько мне известно, у Ленца только одна дочь, – отвечала тетя Софи. – Как звали твою маму, дитя мое?
– Ее звали мамой Аполлиной, – коротко ответил мальчик. Ему надоели расспросы и хотелось поскорее уйти от обступивших его людей, да и Филина, соблаговолив наконец найти выход из вестибюля, с лаем выбежала во двор.
– Ну, беги же за ней, малыш, – сказал коммерции советник. – Смотри, опоздаешь со своими булками, кофе уже будет выпит.
– Ах, да он и не сварен, – засмеялся мальчик. – Я должен еще принести с чердака щепок и наколоть их.
– Мне кажется, что из тебя делают какого-то поваренка, – сказал коммерции советник, бросив быстрый взгляд на пакгауз.
– А ты думаешь, что это вредит мальчугану? – спросил его тесть. – И я колол дрова для кухни девятилетним ребенком, помогал в работах на конюшне и в поле, был пастухом. Разве это может обесчестить человека? Да и кто знает, какова будет судьба этого бедняжки. Тут дело неладно, как я замечаю: весьма сомнительно, чтобы отец вернулся из-за моря и исполнил свой долг относительно него – позаботился о его будущем. Это теперь не в моде. А старик дедушка, – он показал на пакгауз, – вряд ли накопил для него денег. Значит, этому французику придется самому пробивать себе дорогу, напрягая все силы, чтобы не пропасть в сутолоке жизни.
– Я впоследствии возьму его в контору, – поспешно перебил коммерции советник, при этом покровительственно положив руку на каштановые кудри мальчика. Его, по-видимому, взволновала мысль, что
– Это ты хорошо придумал, Болдуин, что меня радует! Но прежде скрути-ка хорошенько того, кто сидит там, – советник показал головой на окно конторы, где опять предательски зашевелились занавески. – Не то, пожалуй, будет смертоубийство.
Он нежно похлопал по щеке ребенка и подал на прощание руку тете Софи.
– До свидания, кузина Софи. – Он всегда ее так называл. – Сегодня буду ночевать на своей городской койке, так как хочу провести вечер с Гербертом и Гретель. Прошу вас почтительно доложить об этом моей грозной супруге, – прибавил он с иронически-торжественным поклоном и вышел на рыночную площадь.
Глава 11
– Гретель, ты осталась таким же ребенком, каким была, когда ходила за мной по пятам, держась за мою юбку, куда бы я ни шла – на чердак или в погреб, – говорила, смеясь, тетя Софи на другой день после обеда.
Она стояла в красной гостиной бельэтажа, а работник снимал со стен и подавал ей картины. Двери всех комнат на галерею были открыты настежь, в окна, с которых сняли гардины, лился яркий свет, и в воздухе весело летала и танцевала поднятая пыль. Везде надо было поменять обои, повесить новые гардины и портьеры, положить новые ковры. Все эти приготовления к предстоящему зимнему сезону, который, как предполагалось, будет блестящим и оживленным, создавали в течение уже нескольких недель страшную суматоху.
– Тебе здесь не место, Гретель! Какая ты упрямица! – повторяла настойчиво тетя Софи, показывая ей, чтобы она ушла с порога, на котором та, смеясь, остановилась. – Ну, уж если ты не хочешь уходить, помоги мне: возьмись за другой угол, я не могу тащить одна красавицу Доротею.
И Маргарита, взявшись за только что снятый со стены портрет, помогла пронести его через галерею в «коридор привидений», дверь которого сегодня была широко открыта. Там стояли уже снятые со стен портреты. Они были в полной безопасности, так как никто не ходил мимо них и сюда не падали солнечные лучи, которые могли бы повредить краскам.
Действительно, «Дама с рубинами» была очень тяжела. На портрете, вставленном в резную золоченую, хотя и несколько потускневшую раму в виде перевитой широкой лентой гирлянды роз и миртовых ветвей, была изображена молодая женщина в изумрудном, затканном серебряными цветами парчовом платье. В руках она держала несколько веточек мирта – она была невестой.
Маргарита вспомнила, что тетя Софи показывала ей, как хранятся праздничные наряды в шкафу красного дерева. Маргарита широко распахнула дверцу шкафа и увидела, что тетя Софи поставила на верхнюю полку и другие вещи, чтобы сохранить их на время уборки, но на вешалках по-прежнему висели рядами парчовые платья прабабушек. В одном из темных углов шкафа виднелся кусочек изумрудной юбки платья, в котором была представлена на портрете Доротея.