Дама с рубинами
Шрифт:
Входя в вестибюль главного дома, они увидели, как в узкую щель ворот, выходивших на рынок, проскочила крошечная собачка из породы пинчеров, которая сейчас же пронзительно залаяла на них.
Маргарита знала эту собачку, ее привез откуда-то несколько лет тому назад господин Ленц. Из лохматой шерсти собачки выглядывали тогда голубые шелковые бантики, а в холодные дни она бегала по галерее в красном вышитом чепрачке – можно было подумать, что это любимая комнатная собачка какой-нибудь принцессы. Как дети ни звали, она никогда не сходила к ним во двор: семья живописца берегла ее,
Вслед за собачкой в отворившиеся ворота бросился мальчик. В ту же минуту выходившее в вестибюль окна конторы с шумом отворилось, и оттуда высунулась голова Рейнгольда.
– Противный олух, не запретил ли я тебе проходить тут? – кричал он на мальчика. – Или ты, болван, не понимаешь по-немецки?
– Что же мне делать, если Филина вырвалась у меня и побежала сюда? Я хотел ее поймать, но мне помешала корзинка, которая у меня в руках! – оправдывался мальчик, произнося слова с небольшим иностранным акцентом.
Это был необыкновенно красивый ребенок с сиявшим свежестью и здоровьем личиком, его античная головка с коротко остриженными каштановыми кудрями крепко и гордо сидела на круглой шейке.
Беглянке Филине вздумалось еще вспрыгнуть по ступеням, ведущим в общую комнату, видно, она чувствовала себя как дома.
Рейнгольд даже топнул при этом ногой, а мальчик побежал за тявкающей злодейкой.
– Ну, если ты сейчас же не уйдешь отсюда, скверный мальчишка, – раздался сердитый крик из окна, – я выйду и поколочу тебя и твою дворняжку.
– Это мы еще увидим, почтеннейший! Тут есть люди, которые могут тебе помешать, – сказал старый советник, вдруг очутившийся перед окном.
Рейнгольд невольно съежился при неожиданном появлении мощной фигуры дедушки.
– Нечего сказать, хорош гусь! – издевался над ним старик сердитым и вместе с тем полным сарказма голосом. – Ругаешься, как прачка, и командуешь в отцовском доме, как полновластный хозяин. Подожди, пока оперишься, и молоко обсохнет у тебя на губах! Почему же это мальчику нельзя тут проходить, или он вытопчет ваш драгоценный каменный пол?
– Я, я не выношу собачьего лая, он расстраивает мне нервы.
– Перестань говорить о нервах, юноша! Меня тошнит от твоего хныканья! Стыдись, можно подумать, что ты воспитывался в богадельне. Мои нервы! – сердито передразнил старик.
В это время подошла и Маргарита.
– Но что же сделал тебе мальчик, Рейнгольд? – сказала она с упреком.
– Папа удивительно равнодушен и снисходителен, он позволяет этому" мальчишке прыгать и шуметь на нашем дворе и даже усаживаться со своими тетрадками на нашем любимом месте, Грета, где собственные дети, всегда учили уроки. А третьёго дня| сам видел, как он, проходя мимо, положил ему на стол новую книжку. – Завистник! – недовольно пробормотал советник.
– Думай что хочешь, дедушка! – невольно сорвалось с языка раздраженного юноши, – Но я бережлив, как все прежние представители нашей фирмы, и меня бесит, что люди бросают деньги на ветер. Дарить людям, которые и так нам порядочно стоят! Теперь, когда приходно-расходные книги у меня в руках, я знаю, что старик Ленц никогда не платил ни гроша за свое помещение в пакгаузе. К
– Какое счастье, что такие молокососы не смеют распоряжаться, пока.
– Да, пока главное место в конторе не сделалось вакантным, – добавил неожиданно подошедший к ним коммерции советник. – Увидев, вероятно, во дворе тестя и дочь, он поспешил выйти, чтобы не заставлять ждать пунктуального старика, во всяком случае, он уже был в охотничьем костюме. Спускаясь в вестибюль, он, должно быть, слышал большую часть разговора у окна конторы, что было видно по его взбешенному лицу. Маргарита заметила даже, как нервно дрожала его нижняя губа, когда он говорил. Однако он не взглянул в окно, только пожал плечами и заметил как бы шутя: – К сожалению, главное место еще занято отцом, и мудрому сыночку придется, пожалуй, долго ждать.
Затем он поздоровался с тестем, пожав ему руку. Окно неслышно закрылось, и темная шерстяная занавеска опустилась, словно тут никого не было, а строптивый юноша, надо полагать, скрылся в безопасное место – за свой письменный стол.
Между тем мальчику удалось поймать Филину; в этом ему помогла тетя Софи, выходившая из общей комнаты с полной печенья фарфоровой корзиной в руках. Маленькая группа остановилась посреди дороги.
Слышно было, как стучали ножки мальчика, сбегавшего по лестнице; на одной руке он держал собачку, на другой висела корзинка, личико его было расстроено.
– Ты плакал, мой мальчик? – спросил коммерции советник, наклоняясь к нему. Маргарита еще никогда не слышала такого нежного и задумчивого тона.
– Я плакал? Почему вы думаете? – возразил ребенок. – Я не девчонка, чтобы реветь.
– Браво! Правильно рассудил мальчуган, – засмеялся удивленный неожиданным ответом советник. Ты настоящий молодец.
Лампрехт схватил собаку, которая делала невероятные усилия, пытаясь освободиться, и поставил ее на ноги.
– Она побежит за тобой, когда ты пойдешь по двору – успокаивающе сказал он ребенку. – Но я бы постыдился на твоем месте ходить по улице с корзинкой. Это совсем не идет гимназисту, тебя засмеют товарищи.
– О, пусть только попробуют! – Он весь вспыхнул, и смело, энергично, как боевой петушок, откинул назад свою красивую голову. – А все же я буду носить бабушке булки. Наша служанка захворала, у бабушки больные ноги, не оставаться же ей без булки к кофе, а мне все равно, что будут говорить глупые мальчишки.
– Это очень хорошо с твоей стороны, Макс, – сказала тетя Софи и, взяв из фарфоровой корзины горсть миндального печенья, подала мальчику. Он ласково взглянул на нее, но не взял.
– Премного благодарен, фрейлейн, – сказал он и начал ерошить свои кудри, сам, смутившись своим отказом. – Но я, знаете, никогда не ем сладкого, это хорошо для девочки.