Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
— Всегда рад оказать посильную помощь родной милиции! — заверил его Профессор. — Только давайте зайдем в более удобное помещение, чтобы не смущать публику…
Он провел капитана в неприметную дверь рядом с гардеробом.
За этой дверью оказалась небольшая уютная комната, где были два кресла и низенький столик.
— Здесь у нас, так сказать, комната для переговоров, — пояснил метрдотель.
— Судя по всему, Профессор, ты тут не только метрдотель? — проговорил капитан, оглядевшись.
— Ну, у меня
— Вот как раз по поводу коньяка я и хотел поговорить! — Капитан открыл портфель и достал оттуда бутылку из сторожки. — Ваша?
— Один момент… — Профессор взял бутылку в руки, внимательно осмотрел и кивнул: — Наша, не буду отрицать!
— Отрицать это было бы глупо, — усмехнулся капитан. — А можно установить, когда и кому она была продана?
— Но, Иван Семенович, — заныл метрдотель, — это очень сложный вопрос… Я пожилой человек, и память у меня не та, что прежде… И вообще, вы же знаете, мы не любим создавать проблемы своим постоянным клиентам… у нас приличное заведение…
— Значит, создадите проблемы себе! — холодно произнес капитан, протягивая руку за бутылкой. — Ты, Профессор, не хотел возвращаться на нары? А придется!
— Что, очень серьезное дело?
— Куда уж серьезнее! Убийство, и не одно!
— Так бы сразу и сказали. — Профессор тотчас же успокоился. — В таком случае постараюсь вспомнить.
— Да уж постарайся, будь добр! Если надо, погляди в документах… вы ведь учитываете продажи?
— Разумеется, учитываем. — Профессор изобразил на лице обиду. — Я же сказал, у нас нет никакого криминала! Но мне документы не нужны, у меня память хорошая, хоть я и пожилой человек… — Он еще раз взглянул на бутылку и уверенно проговорил: — Пети Шампань, «Шато де Монтифо»… хороший коньячок, двадцать лет выдержки… дорогой, конечно, так что в основном мы продаем его бокалами, по пятьдесят — сто грамм.
— Но тут явно продали бутылку, причем навынос!
— Совершенно верно. И купила эту бутылку женщина, Татьяна Романовна Холодцова.
— Татьяна Романовна? — удивленно переспросил капитан. — Директор школы?
— Совершенно верно! — подтвердил метрдотель. — Она самая!
Капитан поблагодарил Профессора и покинул ресторан.
Через сорок минут капитан звонил в дверь трехкомнатной квартиры на улице Тимирязева.
Дверь почти сразу открылась, на пороге появился крупный мужчина средних лет с квадратными плечами и медно-красным квадратным лицом, в синем спортивном костюме и тапочках с выразительными собачьими мордами и длинными ушами. Взглянув на Зеленушкина, он гаркнул хриплым голосом:
— Кто? Зачем? По какому вопросу?
— Мне
— Татьяна, к тебе! — рявкнул мужчина и удалился.
При этом он пытался идти строевым шагом, но ему мешали тапочки, которые то и дело соскальзывали с ног.
На смену мужчине появилась женщина лет сорока пяти, с темными волосами, уложенными вокруг головы в корзиночку, и губами выразительного малинового оттенка.
— По какому вопросу? — спросила она в точности как муж. — Имейте в виду, если по поводу зачисления в школу — я принимаю только у себя на работе…
— Может быть, мы все же пройдем в квартиру? — предложил капитан. — В коридоре как-то неудобно разговаривать… — Он покосился на двери соседних квартир.
— У меня нет секретов от общественности! — отрезала хозяйка. — Кто вы такой, чтобы я вас пустила в свою квартиру?
— Капитан Зеленушкин, — представился Иван Семенович и протянул свое удостоверение.
— Что же вы в коридоре стоите? Пройдемте в квартиру! — испуганно проговорила женщина и поспешно захлопнула за капитаном дверь. — Зачем же на лестнице разговаривать!
Она провела капитана в свой кабинет. Это была просторная комната, заставленная книжными шкафами. На полках Иван Семенович разглядел тома Макаренко, Ушинского, Песталоцци и других, менее известных педагогов. Татьяна Романовна села за стол, накапала себе валерьянки и, торопливо выпив, обратилась к капитану:
— Что он на этот раз натворил? Говорите прямо, я должна знать правду, пусть даже самую страшную!
Капитан растерянно молчал, тогда хозяйка воскликнула, театральным жестом подняв руки:
— Он хороший, добрый мальчик! Все это — тлетворное влияние его приятелей, а также телевидения, радио и прочих средств массовой информации! Мы с мужем отдаем все силы его воспитанию! Вы же знаете, я дипломированный педагог, заслуженный учитель… — Она широким жестом указала на стену кабинета, увешанную дипломами в рамочках. — Но что мы можем сделать против всего этого разлагающего влияния?
Она всхлипнула, высморкалась и продолжила несколько простуженным голосом:
— Он у нас поздний ребенок, а поздние дети — самые любимые… Скажите, а у вас есть дети?
— Извините, а при чем здесь мои дети? — удивленно переспросил Зеленушкин.
— Нет, вы скажите — есть у вас дети? — настаивала Татьяна Романовна.
— Вообще-то нет… — признался капитан. — Но я не понимаю, какое это имеет значение…
— Тогда вы действительно не понимаете! — воскликнула женщина. — Тогда мне очень трудно будет объяснить вам свои чувства…
— Татьяна Романовна, о чем вы говорите? — спросил ее капитан. — О каких чувствах?
— О материнских, конечно!
— При чем здесь ваши материнские чувства?