Дамский гамбит

Троицкая Ольга

Если бы рядом стояла скамейка, Полина упала бы на нее без сил. Если бы не мельтешила ребятня, женщина закричала бы бесстыдно и страшно. Но Полина лишь стояла, как окаменевшая жена Лота, не в силах оторвать взгляда от такого родного, милого, но в то же время далекого, незнакомого лица племянницы. Та, словно что-то почувствовав, развернулась. Их глаза встретились. На мгновение по лицу племянницы промелькнула тень, точно девушка увидела что-то.., нехорошее. И снова ее накрыла вуаль благостности.

Полина

повернулась и на деревянных ногах пошла прочь. В витрине магазина она случайно увидела себя и ужаснулась. Развалина! Женщина, которой уже хорошо за тридцать, а она еще пытается держать себя в форме. Но от неожиданного серьезного удара маска сползла, и показалось истинное лицо, над которым немало потрудились усталость и годы, полные волнений и суеты. Полина закрыла глаза, чтобы не видеть свое отражение. Медленно повторила про себя, как заклятие: "Спокойствие.

Только спокойствие". Может, все еще удастся исправить.

Она вернулась домой и занялась хозяйственными делами. Руки мыли, терли, чистили. А мысли бешено мчались по кругу, вновь и вновь возвращаясь к девушкам в одинаковых шелковых платках.

Их белизна казалась Полине не менее пугающей, чем траур. Незнакомый отвратительный мир, о котором она знала понаслышке, сделал наглую попытку стать частью ее жизни.

Женщина боялась, что племянница явится домой в сопровождении очкастого Роди, и тот утопит в мутной реке словоблудия все разумные доводы и доказательства. Но Светлана пришла одна. Ровно в три. Словно стремясь доказать, что не боится тетку и ее выговоров.

«Есть будешь?» — спросила Полина, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. Племянница кивнула. На обед Полина сварила им обеим овсяную кашу с фруктами. Точно вкусная еда могла послужить ей пропуском к тайне, которую так старательно оберегала девушка. Поели в молчании.

Прошли в зал. Света села на диване. Колени сведены. Руки безвольно скрещены. Взгляд устремлен в никуда.

— Света, я видела тебя сегодня в парке.

— Я знаю.

— Ты раздавала рекламные листки?

— Письма будущей милости и прощения.

Никаких уверток. Оправданий. Лишних слов и эмоций.

— Я не совсем понимаю: это и есть твоя работа?

— Да.

— Но… Из какого расчета за нее платят?

От язвительного замечания тетки по лицу девушки скользнула легкая тень.

— Будущей милостью учителя.

— Это… Это, конечно, много. Но, понимаешь, милость какого-то учителя не запишешь в трудовую книжку, и за нее не получишь пенсию. Я уже не говорю о зарплате.

— Материальные блага — наша смерть.

Девушка говорила быстро, — четко. Словно сдавала экзамен или вступала в комсомол.

Полина с напряжением всматривалась в любимое лицо и не узнавала его. Когда Светлана так изменилась? Куда, в какую черную дыру

улетели ее прежние смешливость и непосредственность?

Кажется, из всей гаммы чувств в душе девушки ютились только горечь, обида и какое-то напускное смирение. От ее милой Светы осталась лишь привычка пощипывать себя за ухо. И каждый раз, когда девушка, подносила руку к маленьким серебряным сережкам, Полина старалась говорить убедительнее и напористее. Она искренне верила, что в этот момент сердце племянницы более восприимчиво к ее словам.

— Света, я уверена, ваш учитель совсем не беден. Это же обычная история. Ты что, газет не читаешь?

— Нет.

Запоздало Полина вспомнила, что не обнаружила в квартире ни одного печатного издания.

— Газеты, телевидение, кино — ловушки для души.

— Какая глупость! Ересь! Церковь против этих ваших учений! — выкрикнула женщина, пытаясь опереться на институт православия.

— Ты же неверующая, — усмехнулась племянница.

На мгновение тетка смешалась, но тут же привела новый аргумент:

— Но твоя бабушка ходила в церковь. И мама иногда причащалась… Секта — это почти что наркомания! Яма! Пойми, девочка!

— Я не девочка, — издевательски скривила губы Светлана.

Полина оцепенела. Двусмысленная фраза девушки больно уколола женщину. Ее поразило спокойствие племянницы. И оно росло в равной пропорции с гневом и беснованием тетки. Полина глубоко вздохнула и ринулась в новую атаку.

— Послушай. Давай я возьму отпуск — и махнем с тобою в Ялту. Помнишь, как мы вместе с твоей мамой ездили? Снимем комнату. Тишина. Никого из знакомых рядом. Я даже мобильник отключу.

На мгновение в пустотах глаз напротив что-то дернулось, живое и горячее. Вдохновленная, женщина нажала:

— На две недели…

— Тетя, — разлепила наконец губы девушка. — Я понимаю: тебе скучно одной в своей квартире. Хочется к кому-то прибиться. Но у меня своя жизнь! Я, в отличие от тебя, не люблю бездельничать.

Полина вздрогнула. Быстро села рядом с девушкой на диван и обняла ее. С таким же успехом она могла заключить в объятия стул или другой неодушевленный предмет. Девушка сидела все в той же позе, каменно, неподвижно. Почувствовав неловкость ситуации, Полина медленно отпрянула.

«Послушай…» — опять заговорила женщина больным голосом, и в этот момент в дверь позвонили. Светлана пошла открывать. В коридоре раздался противный козлиный тенорок, и Полина скрылась в комнате. Она кружила в узком пространстве между кроватью и шифоньером, как зверь в клетке, борясь с искушением выйти и выяснить отношения с Родей. Этот странноватый тип, без всякого сомнения, тоже из секты. Каково же было удивление женщины, когда склизкая физиономия и нескладная фигура гостя возникли на пороге!