Дамы убивают кавалеров
Шрифт:
– Вот и продолжайте делать то, что делали, – велел я. – Хуже нет в такой ситуации, чем сидеть и ждать у моря погоды. С ума сойдешь…
– А чем будешь заниматься ты, Павел? – еще более резким, даже визгливым голосом спросила Катерина.
– Тоже буду выручать Ленчика.
– Как?
– Я подумаю – как. А как надумаю – сразу вам доложу… Через минуту, например, я буду звонить своему другу и коллеге из РУБОПа. Подниму моего кореша с постели. Потом поеду к нему. Вместе с кассетой с записью телефонного разговора с похитителем. А вы обе – спите.
С ума сойти: за полтора года совместной жизни я впервые назвал свою гражданскую жену Катюшенькой. Правду говорят: испытания сближают.
Однако поменьше бы было в жизни таких испытаний.
Даша опять заплакала. Я по-братски обнял ее. Она уткнулась мне в плечо и ревела, ревела… Потом с досадой отстранила меня и убежала в ванную.
Я полетел на своей «восьмерке» в РУБОП. Туда же я вызвал – с кровати поднял – своего друга, капитана Саню Перепелкина. Он мгновенно, беспрекословно поехал на службу.
На Шаболовке на входе меня встретил один Саня. Мы прошли пустынными коридорами. Дорогой я рассказал бывшему коллеге о том, что случилось. В пустом Санином отделе (три стола, один компьютер, один сейф) я написал официальное заявление от имени Дашки. Саня покуда переписал на рубоповский компьютер видеокассету с Ленчиком и аудиозапись моего базара с чуркой – с кассеты из автоответчика. Обе оригинальные кассеты я после перезаписи забрал. Против правил оставил их у себя. Может, я тоже что-нибудь сумею придумать.
А может, тот голос, что угрожал мне, числится у ребят в фонотеке? Не исключено, что они идентифицируют его. Может, квартира, где содержится Ленчик, уже была засвечена в криминальных делах? И опера с Шаболовки узнают тот интерьер, в котором похитители снимали Ленчика? Тогда удастся выйти на его след…
С Саней мы расстались без всяких всхлипываний и похлопываний друг друга по плечам. Он не сказал мне бодро: «Все будет в порядке». Проговорил лишь: «Сделаю все, что смогу».
Пустынными коридорами я покинул РУБОП.
Ночевать поехал, естественно, на квартиру к Даше. Не бросать же сестер одних! От ночи оставался куцый хвостик. Когда я ехал из центра по Казанскому шоссе, уже вовсю рассвело и птицы как бешеные трещали на своем языке.
Сестры легли в большой комнате вдвоем на раскладном диване, где обычно ночевала Даша. Слава богу, обе, кажется, спали. Мне девочки постелили в комнате Ленчика.
Я закрыл шторы, потушил уже давно ненужный электрический свет и лег. В ярком свете безжалостного солнца, от которого не спасали занавески, я видел обстановку Ленькиной комнаты. На стене – плакат с изображением летящего сноубордиста. На книжной полке куча учебников: физика, инженерная графика и матанализ, журналы по компьютерам. Рядом – пара мягких игрушек (в том числе – потертый от времени и детских ласк медвежонок). Открытка-«валентинка»… «Он уже не ребенок,
И тут же уснул.
Проснулся я – как и в самом начале сегодняшней долгой ночи – от телефонного звонка. Глянул на часы. Десять утра. Побежал в одних трусах на кухню, взял трубку.
– Ал-лле? – раздался в трубке голос. Звонил вчерашний хозарин. Я тут же нажал на телефоне кнопку «memo/rec». Автоответчик запишет и этот наш разговор.
– Павел? Будешь говорить со своим малъщиком? – спросил усмешливо хозарин.
– Давай, – сказал я.
Звонок, слава богу, не разбудил ни Дашу, ни Катю. Они бы сейчас только помешали.
– Да? – донесся из трубки слабый и напряженный голос Ленчика.
– Леня, это я, Паша.
– Здравствуйте, дядя Паша.
– Как ты, Леня?
– Хорошо, – сказал он. – В смысле нормально. – Голос его был измученным. Однако он храбрился – видимо, изо всех возможных сил. – Как там мама?
– Ничего. Но она, конечно, очень волнуется за тебя. Она сейчас спит. Что ей передать, Ленечка?
– Передайте, что я мечтаю ее увидеть. Скажите, что кормят меня хорошо. – Леня через силу усмехнулся. – Как в пансионате… Как там, на воле?
– Все нормально, только мы очень скучаем по тебе. Мы тебя выручим, не волнуйся.
– А я и не волнуюсь.
– Ничего сам не предпринимай – ладно, Леня?
– А я и не собираюсь… Так как там у вас, на воле? А то здесь телевизор не работает… «Депеш мод» приезжает?
– «Депеш мод»? – удивился я. – Кажется, приезжает…
– Клип их по Эм-ти-ви по-прежнему крутят?
– Клип? Вроде да…
В стороне раздался хозарский голос: «Ну, хватит, раз-зболтался! Эм-ти-ви, шмем-ти-ви!..» Трубку у Ленчика вырвали.
– Павэл, – прозвучал в трубке голос чебурека, – ми тебе не обманываем – он живой, ты понял, Паша?
– Я должен буду поговорить с Леонидом перед тем, как стану передавать вам деньги, – быстро сказал я.
– Поговорыш. Обязательно поговорыш. Но если тебя нечистый потянет за язык: заявлять в ментовку – никогда больше с ним в жизни не поговорыш. Языка у него не будет, чтобы с тобой говорыть. Понял?
– Да все я понял, – досадливо проговорил я. – Не пугай.
– Веди там себя, со своими бабами, хорошо, – усмехнулся чучмек. – Не фулюганьте. Малъщик ваш уже достаточно нафулюганил.
Хозарин усмехнулся и отрубился.
На кухне в одной ночной рубашке возникла Даша.
– Кто звонил? Что? – тревожно спросила она.
– Говорил с нашим Ленчиком, – бодро сказал я. – Он жив и здоров. Я записал разговор. Можешь послушать.
Даша бросилась к телефонной базе, опрокинула стул. Лихорадочно ткнула кнопку «new message»[12].
«Что может быть беззащитней (и одновременно агрессивней), чем женщина, у которой детеныш в беде!» – подумалось мне. И еще одна мысль пришла в голову: нет, своих собственных детей я заводить никогда не буду.