Дань кровью

Юнак Виктор

Увел с поля брани боснийцев и хорватов и воевода Влатко Вукович. Он тоже рассуждал здраво. Перелом в битве наступил. Фортуна вряд ли еще раз повернется лицом к сербам. С другой стороны, за спиной у его родной Боснии стоял грозный, еще порядком не отомстивший за свои прежние унижения венгерский король Сигизмунд. Поэтому королю Твртко очень пригодится закаленное, проверенное в боях войско и такой опытный воевода, как Влатко Вукович. Князь Лазарь, увлекаемый отступающими, держался в седле из последних сил. С болью в сердце следил он за тем, как таяли сербские войска. Вдали мелькнула знакомая

фигура Стефана Мусича. Он с остатками своего войска тоже покидал поле брани.

И вдруг солнце померкло в глазах старого князя. Очнулся он на дне «волчьей ямы», приготовленной местными охотниками для ловли дичи. Горькая усмешка скользнула по лицу князя Лазаря: он и в самом деле походил сейчас на крупную дичь. Того и гляди, появятся охотники.

66

К полудню 15 июня битва на Косовом поле между православными и мусульманами завершилась. И сербы, и турки потеряли в ней по двадцать тысяч воинов, трупы которых покрыли все поле. Вода в Ситнице и Лабе стала красной от пролитой крови. Знойное солнце иссушало землю, и пары от разлагающихся трупов медленно начинали подниматься в небо.

Султан Баязет в величественной позе стоял на Газиместане у своего шатра в окружении придворных и гвардейцев. Собирались османские полководцы, гордые содеянной победой. Сбоку, по левую руку Баязета, стояла сербская властела, еще в ходе боя изменившая Лазарю и переметнувшаяся к османам. Баязет презрительно посматривал в их сторону. Спустя некоторое время после битвы он прикажет разобраться с ними поодиночке и каждого умертвить, говоря: «Раз вы не были верны своему господину в его беде, то и со мной поступите так же».

А сейчас к Баязету подводили плененных сербских и боснийских великашей и властелей. Наконец привели последних — воеводу Милана Топличанина, господина Лазаря Мусича и самого князя Лазаря. Князь и султан некоторое время смотрели друг другу глаза в глаза, как бы изучая и восхищаясь своим противником. Да, в этой битве они были достойны друг друга. Победитель и побежденный? Кто из них был первым, кто вторым? По логике вещей, победитель, дабы закрепить свою победу, должен до конца преследовать побежденного, но турки не в состоянии были этого сделать. Косовская битва на несколько лет надорвала их силы. К тому же Баязету следовало укрепиться как следует на престоле. Да и у Вука Бранковича с королем Твртко сохранились немалые силы. Немудрено, что и в Европе долгое время не знали, кто же оказался победителем на Косовом поле.

Баязет махнул рукой, и чауши вынесли из шатра двое носилок. На одних лежал Мурат, на других — Якуб Челебия. Князь Лазарь от неожиданности даже вздрогнул.

— Вот видишь лежащих на носилках моих отца и брата? — обратился Баязет к Лазарю. — Как посмел ты дерзнуть противиться ему?

Князь Лазарь молчал. Тогда к нему подступился воевода Милан:

— Милый князь, отвечай султану. Умная голова не пень от вербы, во второй раз не вырастет.

Горькая усмешка появилась на усталом лице старого князя. Мимоходом глянув на верного своего воеводу, Лазарь поднял глаза на Баязета:

— Еще более удивительно, как твой отец смел покуситься на Сербское царство. И я скажу тебе, султан Баязет: если

бы я в начале знал то, что я своими глазами ныне вижу, лежать бы и тебе на третьих носилках. Но сам Бог так судил по нашим грехам. Да свершится воля Божья!

— Видит Бог, княже, — зашептал ему на ухо Тошгачанин, — что исполнил свой обет верный твой слуга Милош Обилич, несправедливо оболганный.

Князь Лазарь опустил голову. С раненой щеки его капала кровь на помятый нагрудник. Сейчас в его сознании прокручивались эпизоды его жизни. Увидел он княгиню Милицу и сыновей Стефана и Вука. Княгиня плакала, обнявшись с младшей дочерью Оливерой. Юноши стояли хмурые и решительные…

Баязет махнул рукой, и Али-паша призвал палача. Это был конец.

И вдруг Милан Топличанин упал на колени и обхватил ноги султана.

— Дозволь, султан, мне держать под головой князя моего подол платья. Не хочу, чтобы голова моего господина скатилась на землю.

Баязет изумился подобной преданности и любви к своему господину. И невольно подумал, нашелся ли бы у него такой верный и преданный слуга? Скорее всего, нет. Он отмахнулся от подобных мыслей и уже внутренне корил себя за то, что от зависти хотел было отказать воеводе в последней просьбе. Вслух же произнес:

— Пусть будет так!

И уже в следующий миг голова князя Лазаря залила кровью весь подол платья Милана. Дрожащими руками Милан взял эту голову, поднес к своей и произнес:

— Я поклялся сегодня Господу Богу, где будет голова князя Лазаря, там будет и моя.

Затем был обезглавлен и сам воевода, и обе головы упали вместе на землю. Тогда же один янычар принес голову Милоша Обилича и бросил ее к ногам султана:

— Вот две головы самых лютых твоих врагов, о мой падишах!

Так по очереди были казнены все пленные сербские великаши и часть боснийцев. Другую же часть отправили в Бурсу.

16 июня, на следующий день после битвы, в войске османском стали известны подробности не только гибели старого султана Мурата, но и убийства его младшего сына — Якуба. Это вызвало недовольство, начались беспорядки. Куда уж тут было думать об окончательном покорении сербских земель! Баязет приказал сворачивать лагерь и двигаться в направлении Анатолии.

Но тем не менее кровавый поток становился все более мощным и сильным, низвергающим и сокрушающим на своем пути все живое. Нескоро еще будет построена плотина, способная обуздать разбушевавшуюся завоевательную стихию.

* * *

Через некоторое время Баязет на месте гибели отца соорудил памятник: на четырех столбах утвержден свод, покрытый оловом. Позже там была выстроена и мечеть.

Но Баязет проявил великодушие и в отношении казненного им князя Лазаря. Сначала он разрешил монахам захоронить тело канонизированного впоследствии сербской церковью князя Лазаря в церкви Божьей Матери Самодрежи (Самодержицы) на Косовом поле, около которой он и был обезглавлен. А в 1391 году, уступив просьбам своего вассала Константина Деяновича и других сербов, он позволил перезахоронить мощи святого великомученика Лазаря в церкви Святого Вознесения Спаса, на территории заложенного самим же Лазарем монастыря Раваница.