Дань псам

Эриксон Стивен

Он из толпы, его никто не знает Вам не запомнить стертого лица В душе кружится темных страхов стая Не ведая начала и конца Он так себе, хотя не хуже прочих Не падайте в его бездонный взгляд Звезда любви объята мутной ночью И не найти уже пути назад Ни брат он вам, не друг и не

спаситель Подходит, лишь стремясь сорвать цветок Сочувствия. Но руку оттолкните Куст розовый ему не был бы впрок Он ощипал свой сад, оставив кости Плоть изодрал, взлелеяв боль и страх Похоронив себя, блуждает по погосту Скрипит зубами, топчет пыль и прах Я вижу с ужасом, что он воссел на троне Стыда и срама сбросив пелену Навеяв нам мечты о теплом доме И каждому суля покой и тишину Он в равнодушии людском черпает силы Никто не смеет возражать ему Лишившись воли, мы бредем уныло И убивают нас по одному. «Король всходит на трон», надпись на Стене Поэтов в Королевских темницах Анты

С рычанием повернув голову, Шен бросился на Локона. Громадный белый зверь не стал огрызаться или убегать, но просто сместился в сторону, оскалив пасть в подобии смеха. Блед следил за ними с недалекой дистанции. Все еще скалясь, Шен нырнул в высокую траву.

Барен, Слепая, Руд и Геар даже не замедлили бега — такие стычки случались уже не раз — и продолжали двигаться в строе, напоминающем полумесяц (Руд и Геар были на флангах). Антилопы завидели их с юго-западного холма — малейшее движение головы одной из Гончих, и животные умчатся со всех длинных ног, и в сердцах их барабанами застучит смутный ужас.

Но сегодня Гончие Тени не охотятся. Ни на антилоп, ни на бхедринов, оленей или норных ленивцев. Ордам тварей, живущих в состоянии благословенной незаметности или страха, не придется переходить от первого состояния ко второму — по крайней мере из-за чудовищных Гончих. Что до равнинных волков, курносых увальней-медведей и охряных котов в высокой траве, то их нет поблизости — слабый намек на запах Псов, и они убежали за лиги.

Великие Вороны кружили высоко над Гончими, подобные мельчайшим соринкам на лазурном своде небес. Шену не нравились новые компаньоны, эти пятна грязно-белого цвета с безжизненными глазами. В особенности его злил Локон, имевший привычку бежать с ним бок о бок, безмолвно, словно призрак. Сильнее всего раздражало то, что по силам они были ровней.

Где-то далеко позади шли преследователи. За необычайно долгую жизнь Гончих Тени преследовали множество раз. Чаще всего охотникам приходилось сожалеть о своем решении, принятом под влиянием инстинкта или мгновенного побуждения; порожденное злобой душ или окриком хозяина желание оказывалось роковым.

Но иногда бегство от погони доставляло им столь изысканное удовольствие, что Гончие не бросались на охотников. Пусть погоня продолжается и продолжается. Давайте танцевать на краю тропы этой ярости, этой слепой нужды.

Все вещи отбрасывают тени. Если огонь пылает как в аду, тень становится

густой, ее очертания острыми; она начинает двигаться. Ее форма — отражение. Но не все отражения истинны. Некоторые тени лгут. Обман рождается воображением, а воображение страхом; а может быть, наоборот — воображение возбуждает страх. Как бы там ни было, тени процветают.

В темном пространстве возбужденного ума все воображенное может стать реальным. Зверь и тень, им отброшенная. Тень зверя и свет, которым она рождена. Они разделяются, ссорятся, превращаясь в кошмары.

Философы и дураки могут заявлять, что свет лишен формы, что он существует лишь ради обрисовывания формы вещей, являясь побочным эффектом зрения. Что в отсутствии вещей он прозябает в незримости, бездеятельности. Без вещей, которые можно обрисовать, он не играет, не струится, не отражается. Скорее он — вечный поток. Если так, то свет уникален для вселенной. Но у вселенной есть лишь один нерушимый закон: ничто не уникально.

Философы и дураки, увы им, не поняли суть света.

Вообразите форму зверей, Псов, монстров, злыдней, ночных кошмаров из света, тьмы и тени. Пригоршня глины, вдох жизни, и силы внутри тела закипают в ссоре, следуя вложенным в души правилам.

Дераготы темны и, в грубой дикости своей, готовы предъявить права на отброшенные ими тени. Локон и Блед, однако, являются светом, что придал форму Дераготам, и без них ни Дераготы, ни Гончие Тени не могли бы существовать. Если преследователи и преследуемые так захотят, однажды звери могут встретиться, скрестить злобные взоры, желая взаимного уничтожения… и тут же, в мгновенной вспышке тупого удивления, испариться. Ха, ха. Не все инстинкты способствуют выживанию. Жизнь отражается в глупости, никак иначе, и чем мудрее жизнь, тем глупее она может стать. Гончие Тени не отличаются ни гениальным умом, ни полной глупостью. Они всего лишь хитры.

Приветствия сей трехчастной вселенной, столь взаимонастойчивой. А почему нет? Она даже не существует нигде, кроме клетки отчаянно нуждающегося в упрощениях разума.

«Разума вроде моего», подумал Котиллион.

И оглянулся на компаньона. «Но не его. Когда находишься в центре игры, вопросов не возникает. Почему? На что это похоже — быть в «глазе» урагана? Что происходит, дорогой Амманас, когда ты моргаешь?»

— Это, — пробормотал Темный Трон, — было неожиданно.

— Мерзкое усложнение, — согласился Котиллион. — Нам нужны Гончие именно здесь, хотя бы ради безопасности.

Темный Трон фыркнул: — Все всегда небезопасно. Боги, я должен снова использовать безумного Верховного Жреца.

— Искарал Паст. — Котиллион не сразу понял, что улыбается. И поскорее стер улыбку, ибо если бы Темный Трон увидел, его мог бы разбить паралич. — Сордико Шквал прекрасна, но даже она ничего не гарантирует… особенно теперь.

— Как и Паст! — крикнул Темный Трон.

Они увидели, что Гончие приблизились, заинтересовавшись нежданным перерывом. Их задача ведь проста и пряма. Пряма как стрела.

Котиллион оглянулся через плечо и прищурил глаза, рассматривая приближающуюся тощую фигуру. Она шла прямо к ним. Нет, не совсем — она шла на треклятое схождение сил, и что же он сможет изменить?

— Слишком много историй, слишком много полуправд и откровенной лжи. — Темный Трон словно выплевывал каждое слово. — Щенки Тисте Эдур — кажется, сойдет любой, знающий старые команды. Но теперь…

— По моим… э… исследованиям, это зовут Тулас Отсеченный. Но я не знаю точно, какого он пола и что вообще осталось от его пола. Кажется, так немного, что уже не понять.