Дань псам
Шрифт:
Поэтому они шли по мостовой бок о бок, а в уме Злобы уже зрел план рокового удара в спину сестре. Зависть тешила себя почти идентичными планами — только их роли должны были измениться.
Но сначала дело.
Они убьют Аномандера Рейка.
Ибо Драгнипур выпил много, очень много…
— Карса, прошу!
Пепел плыл по воздуху, смешиваясь с горьким дымом. Далекие крики свидетельствовали, что трагедии творятся повсюду. Последняя ночь Геддероны заканчивалась погромами и страданиями.
— Ничего нельзя сделать, Семар Дев. Но все же кое-что мы сделать можем.
Она не ожидала от Тоблакая такой неуверенности. Он всегда был — или казался — незнакомым с понятием смирения. А сейчас он даже не вытащил кремневый меч.
Они шли в двадцати шагах от Скитальца. Они видели, что лица в сотне шагов впереди поднимается в гору, наверху стоит арка ворот. Но воитель замедлил шаги. На середине улицы было что-то — был кто-то. А по сторонам появилась безмолвствующая толпа — люди, которые вздрогнули, едва показались Гончие — вздрогнули, но не убежали.
Что-то приковало их к месту. Что-то, оказавшееся сильней страха.
Семар Дев ощутила, как давление пронеслось мимо, словно порыв ветра, и втянулось назад — прямо в эту скорченную фигуру. А она наконец пошевелилась.
Скиталец встал в шести шагах от незнакомца, молча наблюдая, как тот выпрямляется.
Тисте Анди.
Серебряные волосы. В руках его меч, за которым тянутся призрачные цепи… «О, духи родные, о нет…»
Скиталец заговорил: — Он сказал, что ты можешь встань на моем пути. — Голос его ударил, словно волна, нападающая на темный берег.
Сердце Семар замерло.
Когда Аномандер Рейк ответил, тон его был холодным, твердым, решительным. — Что еще он тебе сказал?
Скиталец покачал головой: — Где он? Я чувствую — он рядом. Так где он?
«Не Котиллион. Это другой. Тот, кого ищет Скиталец. Тот, кого он искал вечно».
— Да, — отвечал Рейк. — Рядом.
С затянутого дымом неба донеслось хлопанье широких крыльев. Она в испуге подняла взор и увидела Великих Воронов. Они сидели на крышах. Десятки, сотни, молчащие, но тревожащие воздух взмахами крыльев. Прилетали новые, собирались на арке ворот и стенах. «Они приземляются только туда, откуда можно видеть происходящее».
— Так отойди, — приказал Скиталец.
— Не могу.
— Проклятие, Рейк! Ты мне не враг.
Сын Тьмы вскинул голову, будто получив комплимент, нежданный дар.
— Рейк. Ты НИКОГДА не был мне врагом. Сам знаешь. Даже когда Империя…
— Знаю, Дассем. Знаю.
— Он сказал, что так может получиться. — В голосе воителя звучало страдание, покорность судьбе.
Рейк промолчал.
— Он сказал, — продолжил Дассем, — что ты не отступишь.
— Нет, не отступлю.
— Прошу, помоги мне, Рейк. Помоги понять… Почему?
— Я пришел не ради помощи тебе, Дассем Альтор. — Семар расслышала в словах неподдельное сожаление. Сын Тьмы схватился за рукоять Драгнипура обеими руками, склонив его вправо. Пошире расставил ноги. — Если хочешь Худа, — сказал он, — подойди и возьми.
Дассем Альтор — Первый Меч Малазанской Империи — «которого все считали погибшим… как будто Худ захотел бы забрать его к себе…»- Дассем Альтор, которого она знала как Скитальца, вытащил из ножен меч. Покрытое разводами лезвие блеснуло, будто покрытое расплавленным серебром. В уме Семар вновь возник образ вздымающейся волны. «Две силы. Море
Из уст зрителей полилось тихое, загадочное песнопение.
Семар Дев взирала на россыпь лиц, сияющие глаза, согласно движущиеся рты. «О боги, это культ Дессембрэ. Всё это поклонники — они вышли встречать своего бога!»
О да, их песня была журчанием, шумом вздымающихся вод. Холодных и алчных.
Семар Дев заметила, что Аномандер Рейк бросил взгляд на меч Дассема, и на губах на миг появилась грустная улыбка. А потом Дассем атаковал.
Для всех свидетелей — поклонников, Семар Дев, Карсы Орлонга, даже для пяти Псов Тени и Великих Воронов, притулившихся на каждом выступе — невозможным оказалось проследить первое столкновение клинков. Полетели искры, ночь огласилась звоном яростных выпадов, ответных ударов, грозного скрежета клинков о гарды. Даже тела сражающихся были словно размытыми.
А затем оба воина отскочили, оставляя между собой открытое пространство.
— Каменные Лица… — прошипел Карса Орлонг.
— Карса…
— Нет. Лишь глупец захочет встать между ними.
В голосе Тоблакая звучало… потрясение.
Дассем вновь ринулся вперед. Не было ни боевых кличей, ни громких проклятий, ни даже выдохов, когда буйное железо ударилось о железо. Однако мечи начали петь — ужасный, траурный дуэт, изобилующий зловещими синкопами. Выпады, блоки, взмахи, свист лезвий, прорезающих воздух там, где только что была голова; тела извиваются, избегая ответных выпадов, искры летят дождем, сыпятся на мостовую словно сбитые с небес звезды.
В этот раз они не расходились. Яростный натиск не стихал, бой продолжался, хотя это казалось невозможным. Две силы не желали сдаваться, ни одна не хотела сделать один шаг назад.
И при всей бешеной скорости, сквозь ливень искр, сквозь брызги этой железной крови Семар Дев увидела смертельный удар. Увидела очень ясно. Увидела неотразимую истину — и почему-то, почему-то она была совершенно неправильной.
Рейк широко расставил ноги, держа Драгнипур острием вниз, всё выше поднимая навершие — и Дассем, соединивший руки на клинке, все силы вложивший в боковой удар — тело воителя словно поднялось в воздух — с ее стороны казалось, будто он бросился к Рейку, желая заключить его в объятия — меч касается Драгнипура под прямым углом — два клинка на миг образуют совершенный крест — а затем сила прыжка Дассема вбивает заднее лезвие Драгнипура в лоб Аномандера. Меч рассекает лицо хозяина…
Рейк отнял скованные перчатками руки от меча, но Драгнипур остался завязшим в плоти; Сын Тьмы повалился навзничь, и кровь струилась с блестящего острия. Но даже падение не высвободило Драгнипур. Меч задрожал и замолк; теперь только одна песня висела в воздухе, жалобная и умирающая.
Кровь кипела, становясь черной. Лежащее на камнях тело не двигалось. Аномандер Рейк был мертв.
Дассем Альтор медленно опустил оружие. Грудь его вздымалась.
И тут он закричал; голос полнился такой болью, что готов был прорвать дыру в воздухе ночи. Нечеловеческому крику вторило карканье: Великие Вороны взлетели, накрывая улицу громадным покрывалом из перьев, спускаясь по спирали. Культисты отпрянули, прижимаясь к стенам, их бессловесное пение утонуло в кошачьей какофонии черного, мерцающего савана, занавесом падающего на город.