Дань смельчаку (Погребальный звон по храбрым)
Шрифт:
Будучи сержантом, он попал в плен в Италии. Бежал, сражался с партизанами в болотах реки По, взял под командование четыреста человек, задержавших продвижение немецкой пехотной дивизии на три дня. За что получил чин офицера и через год стал капитаном. Высадился в Бретани за неделю до наступления союзных войск с подразделениями британских воздушно-десантных соединений.
Медаль Чести он получил в пятьдесят втором году в Корее. Когда подразделение диверсантов не смогло подорвать мост, по которому должны были пройти вражеские войска,
Вкус к жизни у него был просто потрясающий.
Женщины, выпивка и еда - именно в таком порядке, но, оглядываясь назад, я вижу, что самым главным для него всегда оставалось действие и огромная сцена, на которой он мог появляться.
Черт, но я бешено замерз и уже трясся, чувствуя, как конечности безостановочно дергаются. Я обхватил себя покрепче руками, но понял, что толку от этого маловато. Видимо, именно в тот момент я вспомнил слова Сен-Клера и даже пару строк из какого-то даосского стихотворения, которое он цитировал: "В движении будь водой, в остальном - зеркалом".
Терять мне было абсолютно нечего - это понятно, поэтому я сел по-турецки и сконцентрировался на точном воспроизведении дыхательных упражнений, которые мне показывал генерал. Методу развития загадочного ч и, о котором он рассказывал.
Я постарался как можно глубже расслабиться, вдыхая воздух через ноздри, а выдыхая ртом. Зажмурил глаза - что в данной обстановке не имело особого значения - и прикрыл правое ухо левой рукой. Через пяток минут я поменял руки местами: прикрыл левое ухо правой рукой. Через следующие пять минут я заблокировал оба уха, перекрестив руки.
Все это казалось невероятной глупостью, даже если техника и была разработана несколько тысяч лет назад, если верить словам Сен-Клера, но, по крайней мере, конечности мои перестали трястись, а звук вылетающего изо рта дыхания казался удивительно мирным. Я больше не придавал значения ледяному каменному полу и холоду, а как бы парил в прохладной темноте, вслушиваясь в собственное дыхание.
Словно шорох набегающих на берег волн, словно шелест листьев в осеннем лесу, словно перешептывание мертвых полей. Словно... ничто.
* * *
Меня держали в подвале восемь дней - за это время я окончательно ослаб. Применяя технику, продемонстрированную мне Сен-Клером, я мог по собственному желанию впасть в транс, выходя из него, как оказывалось позже, через пятнадцать - двадцать часов.
В течение всего этого времени у меня не появилось ни одного человека, я не услышал ни единого голоса. Ни разу за время моего бодрствования я не заметил светящейся щели, хотя несколько мисок воды говорили о том, что, видимо, ее открывали, когда я пребывал в трансе. Еды не давали.
К концу этого срока условия стали ужасающими. В камере воняло - по понятной причине, - как в канализации, а я чувствовал себя легоньким, как пушинка. К тому же сознание
* * *
Я лежал на маленькой кровати, совершенно голый, лился полусвет. Значит, это не Клетка, потому что я снова мог видеть. Видеть бледный, рассеянный, золотистый поток, окружающей все вокруг. Было тепло. Меня окутывало тепло, и неудивительно, потому что комната тонула в паре.
Раздался голос - слегка искаженный, словно эхо, донесшееся издалека:
– Эллис? Ты где, Эллис?
Я поднял голову и увидел, что примерно в ярде от меня стоит Мадам Ню. На ней были форменная юбка и высокие ботинки, но гимнастерку она сняла. Под ней оказалась простая хлопчатобумажная рубаха.
Рубаха намокла от поднимающегося кверху пара, и я увидел расцветающие на кончиках грудей соски, а затем стали видны и сами груди: словно по мановению волшебной палочки, материя растворилась - и верхняя часть туловища женщины обнажилась.
Это показалось мне самым эротичным, что может быть на свете, и вид тела наэлектризовал атмосферу настолько, что мое тело ответило на безмолвный призыв. Мадам Ню подошла к моей постели, склонилась и положила руку на меня.
Я постарался отодвинуться, но женщина улыбнулась и произнесла все тем же далеким, искаженным голосом:
– Но, Элис, здесь же абсолютно нечего стыдиться и бояться. Нечего.
Она расстегнула молнию на боку форменной юбки и выскользнула из нее. Под ней оказались хлопчатобумажные трусики, так же, как и рубаха, мокрые от пара. Она, ничуть не стесняясь и не задумываясь, сняла их, затем села на краешек кровати и расстегнула рубашку.
Груди у нее были круглые и полные, мокрые от испарений, невероятно красивые. Меня трясло, словно лист под ударами бури, когда она наклонилась и прижала к ним мое лицо.
– Бедненький Эллис. - Голос отражался от тумана. - Бедный маленький Эллис Джексон. Никто его не любит. Никто. - Тут она отодвинулась так, чтобы посмотреть мне в глаза. - Но я люблю тебя, Эллис, правда. Люблю.
Она откинулась на спину, раздвинув ноги, чтобы принять меня, и рот ее был слаще вина, а огонь моей спермы вонзился в нее с такой силой, что она не выдержала и закричала. Я тоже.
От этого крика я и очнулся в темноте Клетки, вонь ударила в ноздри, я стоял и орал, сметая темные силы, возникшие на моем пути.
Раздался грохот засовов, и через секунду дверь распахнулась и в камеру хлынула волна желтого света.
Они все стояли за дверью: молодой офицер и его люди, полковник Чен-Куен и Мадам Ню за его спиной - очень подтянутая, при полной униформе, включая и остроконечную фуражку с красной звездой во лбу. Выглядела она бледной и шокированной. Нет, больше того - измученной, в отличие от Чен-Куена. Этот был заинтересован: как же я вынес все, что выпало на мою долю, бесстрастный ученый.