Данэя
Шрифт:
Дан не позволял пока перегружаться: сохранение хорошей физической формы было самым необходимым к моменту осуществления гиперпереноса. Так что свободного времени хватало, чтобы смотреть фильмы, слушать музыку, играть в какие хочешь игры.
Но оказалось, что Лал уже успел пробудить слишком сильный интерес к социальным вопросам, и количество разговоров на эти темы не сократилось. Вдобавок у него появилась возможность подкреплять свои слова демонстрацией материалов, хранившимся в его личном архиве. Дан и Эя, уже лучше разбираясь в социологии, как губка впитывали то, что он им преподносил. Все чаще стал он оставлять их после бесед наедине, чтобы дать
И Лал стал усиленно знакомить с самой первой формой классового общества — рабовладельческим строем: его возникновением, развитием, национальными разновидностями, этикой и правом, историей упадка, сохранением остатков и частичным возрождением в более поздние эпохи. А затем сразу перешел к современной эпохе, к началу того длительного упадка, породившего большое число социальных институтов нынешнего общества; подробнейшим образом знакомил с множеством деталей. Но не проводя при этом никакого анализа: он ждал, когда они сами начнут делать какие-то выводы — не торопил, не подталкивал.
А экспресс все набирал скорость. Солнечная система была далеко; само Солнце, видимый диаметр которого уже в момент старта был в 67 раз меньше, чем на Земле, все уменьшалось, становясь подобным другим звездам. Гигантский корабль двигался в пространстве, где кроме киборгов еще никто не летал. Траекторию его движения можно было видеть на путевой голограмме в рубке над самым пультом управления.
В значительной степени астронавты стремились поддерживать привычный порядок земной жизни. В ритме земных суток изменялось освещение в саду-салоне, и в том же ритме строился режим занятий, тренировок, питания и отдыха. Отличие было только в режиме сна, так как кто-то один в любое время должен был бодрствовать: все-таки полет проходил в Дальнем космосе, где много неожиданного было вероятно. Приборы и бортовой компьютер системы управления в большинстве случаев справлялись быстрей и надежней человека, но в слишком нетривиальных ситуациях они могли оказаться недостаточными. Собственно, дежурный мог заниматься чем угодно и находиться в любом месте — лишь бы он мог услышать сигнал тревоги раньше спящих.
Время отсчитывали часы с указателями числа и дня недели, месяца и года. Как и на Земле, утро четверга они проводили в бане: разводили пар и парились всласть, хлестали друг друга веником, плескались в бассейне. Лежали потом на диванах, потягивая какой-нибудь напиток, и разговаривали на излюбленные темы. Тут же Эя, выполняя обязанности судового врача, проводила с помощью кибер-диагноста регулярное профилактическое обследование. После бани полагалось зрелище: фильм, запись спектакля, концерт.
И «вечером» — пир с блюдами из не обезвоженных продуктов, которая всегда заказывает роботу Эя, за десять лет досконально изучившая вкусы Дана и Лала; но ни капли содержащего алкоголь. Каждый по жребию становится шутом. И они веселятся, танцуют, поют — соло и хором, прекрасно отлаженным, спевшимся еще в горах.
Почти регулярно и помногу играл им на оркестрионе Дан, удививший своим первым исполнением токкат Баха после настойчивых просьб Лала. На Земле он ни разу не играл им; былое мастерство медленно возвращалось к нему: вначале пальцы нового тела плохо слушались его, потом было недостаточно времени для упражнений. Вернуться к занятием музыкой удалось только к концу подготовки, в самые последние годы перед отлетом. Натура взяла свое, прежнее мастерство вернулось — он только не решался играть для других.
— Старший брат, ты же удивительный человек! Все ты можешь: и разгадать самые глубокие загадки природы, и так замечательно играть. Наверно, ты сможешь еще немало. Мне бы так!
— Тебе ли, всё знающему Лалу, это говорить? В мире, кажется, нет ничего, что не было бы тебе известно.
— Ну и что? Что — сам — я могу? Мои знания, в отличие от ваших, не того рода, чтобы дать возможность что-то создавать самому.
— Но ты создал немало замечательных фильмов. И написал книг. Не говоря уже о блестящих статьях, эссе, репортажах. Тебе этого мало?
— Да: потому что — что это все дало?
— Уже то, что люди перестали жрать человечину! — Дан впервые так грубо выразился при них.
— Есть человеческое мясо? Брр, как же это можно? — удивилась Эя.
— Еще как! Мясо неполноценных считалось весьма ценным продуктом, — снова резко произнес Дан.
— Да? И вы его — тоже ели?
— Наверно. В детстве, когда нам не говорили, чье мясо у нас в тарелке. Но взрослым — нет, ни разу, — подумав, сказал Лал. — А ты, Дан?
— Даже не знаю. Я довольно мало обращал внимание на еду: часто просил соседа по столу повторить заказ или использовал подобранные мне кем-то программки. Так что — весьма может быть.
— Неполноценных, что, специально откармливали?
— Нет. И то, только потому, что человек слишком медленно по сравнению с животными набирает массу. В пищу шло мясо неполноценных, умерщвленных при проведении пересадок или экспериментов, не портивших его, и старых, ставших функционально непригодными, нянь и гурий, — объяснил Лал.
— Ева сказала, что нянь не умерщвляют.
— Сейчас — нет, да и то, недавно. Но только их. А остальных — по-прежнему.
— Зачем?
— Кормят животных на зверофермах. И других неполноценных.
— Но полноценные люди — больше не едят его?
— Нет: теперь всем уже это кажется отвратительным. Благодаря нашему Лалу и его статьям.
— Но это все, что мне удалось. И то, в молодости.
— А для меня — это предмет самой сильной гордости тобой, брат.
— О, не надо больше об этом прошу вас! — попросила Эя. — Лучше сыграй нам еще, Дан!
11
За неделю до выхода в начальную точку гиперпереноса еще раз была проведена контрольная проверка гипераппарата и всех приборов, скрупулезно уточнены координаты и скорость корабля.
…Оставалось два часа до начала. Астронавты собрались в рубке. Стараясь не выдать волнения, они обнялись в последний раз. Потом сняли одежду и уселись в кресла в камере переноса. Через толстые стенки иллюминаторов против каждого кресла были видны часы: основные бортовые и специальные, отсчитывающие время до начала переноса.
Они надели прозрачные шлемы-скафандры с трубками, подводящими дыхательную смесь, и через десять минут, когда стрелка специальных часов подошла к первой черте, камера начала заполняться слегка нагретым раствором весьма сложного состава. Затем стрелка подошла ко второй черте, и надулась от подачи сжатого газа внутренняя оболочка, вытесняя жидкость, плотно облегая тело со всех сторон, прижимая его к креслу.