Даниил Галицкий

Хижняк Антон Федорович

— Да нам недалече, какие мы гонцы! Нам только в Подгородье, вовсе рядом, а перелететь не можем — крыльев нету, — пошутил Микула.

Вратарь не торопился, долго еще что-то откручивал, и наконец мост опустился на свое место.

Всадники осторожно шли по мосту, ведя коней в поводу, и когда очутились на противоположном берегу, вскочили в седла, помчались по улицам Подгородья.

— Темно, как под землей, — ворчал Микула.

На улицах было тихо, только откуда-то издалека доносилось пение. Слов песни разобрать было невозможно.

— Про ладу поют, —

промолвил Кирилл.

— А тебе завидно? Сам бы к ним побежал, — засмеялся Микула.

Возле двора Смеливца остановились и привязали коней. Микула долго разыскивал дверь и от нетерпения начал кричать:

— Есть ли кто живой?

Из хаты послышался женский голос.

— Идите сюда! — позвала их Татьяна.

Дружинники пошли за ней и очутились в маленькой светлице. В полутьме мигал огонек, на стене висел железный подсвечник, а в нем горела длинная сосновая лучина. Такими лучинами освещались дома смердов и горожан-ремесленников.

В правом углу светлицы сидела смуглолицая девушка с длинной косой и крутила ручную мельницу. Каменный жернов скрежетал, и белая мука маленькими капельками падала в глиняный горшок. Девушка не подняла головы даже тогда, когда вошли гости; покачиваясь в такт движению камня, она продолжала работу.

— Где же Смеливец? — оглядываясь вокруг, спросил Микула.

— А он в кузнице, — тихо ответила Татьяна. — Я покажу вам. Идемте!

Они вышли из дому, и Татьяна показала им, как нужно проехать, чтобы скорее добраться до кузницы.

…В кузнице слышен был гомон.

— Да их там много, — толкнул Микула Кирилла и постучал в дверь.

— Кто там? — раздался в ответ грубый голос. — Заходите.

Первым вошел в кузницу Микула, а за ним Кирилл. Тут было больше света, чем в доме. На стенах висели глиняные светильники, наполненные маслом. В каждом светильнике горел толстый фитиль.

— Счастье с вами! — поздоровался Кирилл.

— И вам дай Бог счастья! — поклонился гостям Смеливец.

— Князь послал нас к тебе, — начал разговор Микула. — А Иванко где?

— Ха! Иванко во Владимир поехал… А вас я жду давно! Вот мечи, — показал он в угол. Там на длинном столе лежало более сотни мечей, сложенных ровными кучками. — Готовы! Сегодня кончаем точить.

— Мыслит князь, чтоб завтра забрать, — сказал Микула, беря меч и осматривая его.

— Завтра заберете, — весело ответил Смеливец. — Галицких ковачей князья еще не хулили. Мечи сделаны, как было велено. Я знаю, для чего столько мечей Даниле надобно. Уж так ковал, чтоб воины не попрекали. Сам в побоище не буду, так мечи мои будут воевать. Глянь, Микула, под столом еще много мечей — ночью будем их вострить. Ну, ковачи молодые, — обратился он к парням, — за работу!

В кузнице загудело. Смеливец склонился над большим точилом и, умело водя мечом по каменному кругу, запел что-то себе под нос.

Микула и Кирилл попрощались. Микула не утерпел и рассказал на прощание, что им надо еще и сулицы осмотреть.

— О! Сулицы! — воскликнул довольный Смеливец. — Ходил я вчера к соседям, видел эти сулицы. Славное оружие!

Далеко

славились галицкие ремесленники.

Все жители Подгородья разными ремеслами занимались. Были тут и ковачи-оружейники, изготовляли они разное оружие для княжьих да боярских дружин, и ковачи по меди и серебру, и стекольщики, которые отливали многоцветные, как радуга, мониста; и усмошвецы — сапожники, и каменотесы, и древоделы, и гребенщики, и гончары, и ткачи, и замочники, которые разные хитроумные тайные замки и ключи делали; были и злотари — ковачи золотых вещей и украшений разных, и лучники…

Богат был Галич разными ремеслами и хитрецами ковачами. Много оружия изготовляли в Галиче.

Поздно возвратился Даниил к Анне.

— Гневаешься на меня? — прижав к себе Анну, спросил он. — Не гневайся, завтра уезжаем.

Грустными глазами смотрела на него Анна.

— Чего ты, моя пташка? — прильнул он к Анне.

И хоть она и не отвечала, ему понятно было: отца с матерью не хочет оставлять Анна. Не привыкла без них.

— Грустно будет? — улыбнулся Даниил. — ^: Тогда оставайся в Галиче.

Она прижалась к нему.

— С тобой хочу поехать. Но и без отца и матери мне боязно.

— Как же быть? Может, будем возить с собой отца и мать? — улыбнулся он ласково.

Незаметно вошли в светлицу Мстислав и Хорасана.

Мстислав промолвил шутливо:

— А Анна печалится? Видно, тебя отпускать не хочет, Данило?

Анна подбежала к отцу:

— Смеешься? Хорошо тебе: ты стар уже, а я еще молода.

— Вот и будем приучать тебя. Вон смотри — Данило еще меньшим без отца остался и то не плакал.

— Так то ж Данило, — нежно посмотрев на мужа, сказала Анна.

Уже выпили по три чаши. Мстислав налил еще по одной.

— А это, как молвят у нас в Новгороде, четвертая, чтоб неприязни между нами не было.

Даниил говорил без умолку. Да и Мстислав был разговорчив более обычного — он все поучал зятя, как надобно в походе держаться.

10

Даниил жаловался Мстиславу:

— Не все бояре с желанием берутся за дело. Есть и хорошие, храбрые — Филипп, Демьян. Куда угодно пойдут со мной. А вот ныне и они побаиваются чего-то. Силы, говорят, мало. Филипп про отца моего напомнил. «Подумай, говорит, погиб отец». Советует мне подождать. И Демьян чего-то мнется. А иные сидят в своих имениях, как в норах. И не говорят ничего, и не ходят никуда. Позвал Семюнка, так он раскряхтелся, говорит, что болен и в поход не годен.

— В душу к каждому не влезешь, — сказал после долгого размышления Мстислав. — Мой тебе совет: задумал, поход — и быть по сему. Пусть молчат, пусть боятся. Потом пойдут за тобой.

В светлицу вбежал запыхавшийся слуга.

— Едут! — выпалил он и снова побежал на подворье.

Боярин Семюнко вышел на крыльцо. Отсюда ему было видно, как мимо двора направлялось к Днестру войско Даниила. Семюнко вошел в сени и крикнул:

— А поди-ка сюда, Григорий!

К нему подошел боярин Григорий.