Дар Божий

Семилетов Петр Владимирович

— Эээ, — говорил отец, уже тогда седой, — Ты хочешь чтоб сразу, а сразу ничего не бывает, нужно приложить труд, труд и время, — и пускался в такие рассуждения, что слушать их было еще нуднее, чем рисовать чашки.

Однажды Кира разбила чашку и нарисовала осколки. Но и это у нее плохо получилось. Отец сказал:

— Ого! Протест.

— Декаданс, — вставил дед.

Это он предложил, чтобы Кира пошла учиться в музыкалку. Сказал, что у внучки абсолютный слух. А другие люди, намекнул на кого-то, слуха вообще не имеют, музыке

не учатся, однако же играют и даже выступают.

Где ты сейчас, дед? Там же, где вислоухий шоколадный спаниэль, и вечерные прогулки с ботсаду. Всё там.

Шура слушала-слушала, как бренчит Нюта, как перебирает струны Кира, и встала, и прислонилась лбом к оконному стеклу, а в нем перевернуто отражалось мерное шевеление рук, будто мыши сучили пряжу. Вспомнилось, как от станции метро «Арсенальная», приземистой, пошли на Зеленку — сначала обогнули станцию слева, между нею и военной частью, и в тылу была с горы, полукругом по зеленому склону, лестница к дороге. Они шли и говорили.

— Так ты тоже ужасы пишешь? — спросил Миша.

— То не совсем ужасы, — ответила Шура, а самой представилась череда картин из рассказов. Жертвы Пуго, отработанный материал, обпившиеся чайного гриба. Вот человек в свитере прилип руками и щекой к кухонному окну, оставляя на нем бурые следы, словно слизень. Печально смотрит на улицу и не может оторваться от стекла. За другим окном, семья, ходят по комнате, у них короткие ручки, в длину локтя. Садятся за стол, начинают этими ручками отламывать куски хлеба, берут чашки, столовые приборы.

— У меня скорее фантастика, — уточнила Шура. И обратилась ко всем:

— Вы не против, если я закурю?

— Только если меня угостишь, — сказала Нюта.

— Я тоже пишу ужасы, — забубнил Миша, обращаясь вперед, ни к кому, — сейчас вот работаю над большой повестью.

Вдоль лестницы были битые фонари на железных столбах и высокий бордюр. Миша запрыгнул на него и неуклюже ступая пошел. Поравнявшись с одним из фонарей, он обхватил его руками и ногами и попытался залезть. После нескольких судорожных движений съехал вниз.

— Пишу я лучше, чем лазаю, — признался, глядя на покрасневшие ладони.

— Вы двое, — указала Нюта на него и Шуру, — не были ведь на Зеленке. Мы уже почти там. Я хочу вас предупредить!

— Да, их надо предупредить! — Кира подтвердила загадочно.

Не всякий человек рискнет отправиться на Зеленку в одиночку, хотя там часто можно встретить людей, конечно же неформалов. Кого еще? Оказывается, встречают. Хозяина. Загадочный, призрачный обитатель полуразрушенных подземелий, кутающийся в плащ с капюшоном, скрывающим лицо.

Нюта сгущала и сгущала краски, пока ребята остановились у подножия лестницы, не переходя еще через дорогу. Быстро проносились мимо машины. А по ту сторону, чуть ниже, под старыми деревьями, лежала Зеленка.

Милицейские патрули, кажется, только и делали, что встречали там неизведанное, а потом коротали дни в

психушке или стрелялись из табельного оружия. Один патруль, привлеченный странным криком, сунулся в подземный лаз. Кричало странное существо, менты стали по нему стрелять и преследовать, один из них потерял там бумажник с фотографией сына. Сын вскоре заболел и умер. Как патруль оттуда выбрался, неизвестно.

Исследователи подземелий рассказывали, как сами подземелья менялись, в них с каждым посещением исчезали и появлялись новые ходы и водные потоки.

— А сама ты там была? — спросил Миша.

— Ну, я спускалась там в подземелья, но не так далеко. И не так глубоко… Мне знакомые рассказывали об этих изменениях в коридорах. Ты не веришь мне?

— Если я расскажу кое-что о Зверинецких пещерах, ты мне тоже не поверишь, — подпустил таинственности и Миша. Он ждал, что последуют вопросы, но все молчали. Тогда Миша спросил:

— Получается, Зеленка это некая аномальная зона?

— Ну да. Прямо посреди города, — сказала Кира.

— А экстрасенсы ее не пробовали изучать? Ну, с рамками там приходить, замерять уровни энергетики…

— Не знаю, может и приходили, но мы их не видели.

Миша запрыгнул на бордюр и гордо поглядел оттуда.

— Ну так, — гордо вымолвил, — Сейчас с вами на Зеленку идет один экстрасенс.

— То есть ты, да? — спросила Нюта.

— Да. Я обладаю такими способностями. И даром предвидения.

— Здорово! — сказала Шура.

— Нет, это мой дар и крест одновременно. Однажды я предсказал, что квартиру моей бабушки ограбят. Так и случилось. А бабушка обвинила, что я наводчик!

По дороге слева направо промчалась машина, они всегда тут гоняют, знают что никто не ходит. Может потому и гоняют, что страшно, никого, только заросшие склоны вверх, вниз и узкая дорога.

Ребята посмотрели, не едет ли больше, и перешли на другую сторону. Вниз до следующей террасы, туда где Зеленка, меж деревьев спускалась аллея из мозаикой потрескавшегося асфальта.

— Так о чем ты пишешь, о чем твоя проза? — спросила у Миши Нюта.

Рассказы. Повести. Даже роман. Письма в редакции. Ответом служит молчание. Однажды будто сверкнула молния и раздался гром. Из одной редакции пришло письмо.

Миша получал почту в общем, на много дверок, синем кривом ящике, стоявшем на углу безымянного переулка, как если идти в сторону перекрестка с Пырятинской. Слева заезда в переулок был смазанный мазутом деревянный столб не столб, а сооружение вроде ЛЭП, только давнее, а справа этот самый ящик. Там же улица Мичурина понижалась, и под пригорком у забора по четной, ботанической стороне, на обочине светлела вылинявшая от дождей деревянная лавка, дававшая Мише повод предполагать, что тут некогда была остановка какого-нибудь транспорта, однако никто из жителей улицы не помнил, чтобы на Мичурина ездило что-либо кроме редких, раз в несколько часов, машин.