Дар полночного святого

Бояджиева Мила

Я отпустил Карлоса. Ох, как же я теперь жалею об этом!.. Не знаю, как складывались ваши отношения, милая барышня, но он любил вас. По-настоящему любил. Он был одним из немногих, кто знает, что это такое.

Аня смотрела в пьянеющее лицо своего собеседника. Вилли не был красив, нет. Широкий, приплюснутый нос, узкие ироничные губы. Но глаза...Глаза завораживающие для тех, кто знает толк в "богатстве внутреннего содержания".

– Я полагала, что он любил вас. Ни о ком Карлос не говорил с таким... уважением.

– Прекратите, девочка. Вы, действительно, могли бы

вытащить его, увезти отсюда, нарожать детей. Но вы предпочли человека надежного и состоятельного. Все верно, - здесь у нас не место и не время для личного подвига... Странно, что вы все же пришли. Мне жаль вас: совесть - тяжкое бремя... Сейчас я понял, что некая элегантная дама, рухнувшая в обморок на панихиде, были вы. Уловил что-то в пластике, в повороте головы. Хотя видел её мельком, обратил внимание на черную вуалетку и какие-то очень легкие и скорбные руки... Ха-ха... Представляете - боль смертельная, а тайная часть моего подлого существа замечает краски, формы, движения...

– Это не так. Про расчетливость, про нечистую совесть... Я вышла замуж после того, как окончательно потеряла Карлоса. Он ушел, не объяснив мне причин. Было понятно - причина - вы. Он предпочел обойтись без объяснений, потому что не хотел, чтобы я возненавидела вас.

Вилли налил себе ещё водки: - Одинокая пьянка - мерзость... запомните: не я отнял его у вас. Карлос оставил меня. И больше не возвращался.
– Он заметно опьянел, взгляд застилала злая муть.

– Почему же он покончил жизнь самоубийством здесь, в вашей мастерской?

– Самоубийство? Э-э, нет...
– Вилли покачал длинным тонким пальцем. Нас не проведешь, леди. Накануне он звонил мне, просил о встрече и совете... Я размечтался... Накупил всего... Торопился сюда... Прихожу...

Аня напряглась, впившись пальцами в дерматиновый подлокотник.

– Думаю, вы особа не слабонервная. Окно распахнуто. На полу валяется пиджак с оторванным рукавом, разбросаны краски, бумаги. Высовываюсь - внизу крики, толпа.

– Нет!
– Аня закрыла лицо руками.

– Раз так - не стану показывать вам свои живописные фантазии по этому случаю. Замечательный родился по печальному поводу холст - только белое, черное, красное: страсть, любовь, смерть.

– Вы говорите, - пиджак...

– Да, - он боролся! Отчаянно сопротивлялся... Его убили и сделали это почему-то именно в моей мастерской. Я вернулся слишком рано - только потом вспомнил, что меня чуть не сбили на лестнице два скользких и вонючих, мчащихся вниз.

– Но ведь было же следствие?! Разве никто не заметил следов борьбы? Почему вы не сообщили в милицию?

– Ах, Карменсита... Напрасно он любил нас. Мы не стоим того - слабые, дрожащие за свои нежные шкурки зверьки... Едва я сообразил, что произошло, зазвонил телефон.
– "В вашей квартире, Вильям Ульрихович, только что произошло самоубийство. Выбросился из окна ваш пылкий друг. Если вам или кому-то другому покажется, что это не так - версия ещё более печальная: вас обвинят в убийстве любовника. Из ревности, конечно. Улики мы гарантируем".

– И что?
– Торопилась Аня услышать все до конца, замечая, как все сильнее пьянеет её собеседник.

Язык Вилли заплетался, на него наваливалась спасительная сонливость.

– Вам известно, в какое время мы живем, где и когда? Мне - да. Я испугался. Спрятал пиджак. Убрал с пола разбросанные краски. Я сказал: "Прости меня, Ларсен. Я найду их сам".

– Нашли?!
– Подалась вперед Аня.

– Увы, детка, это успокоительные иллюзии. Жажда мести - наркотик смертельно раненного. Чтобы не сбрендить, можно понаслаждаться батальными сценами воображаемой расправы. Но не советую увлекаться ими.
– Он сонно опустил веки.

– Ладно.
– Аня поднялась.
– Кажется, я действительно сильнее вас. Я не отступлю.

– Сильнее меня, но не их.

Аня не оборачиваясь вышла в прихожую.

– Эй, Карменсита... Не назовете ли вашу фамилию? Возможно, мелькнет на страничках прессы...
– Вилли, покачиваясь, стоял в дверях комнаты.
– Видите ли, в последнее время у меня появилась потребность изучать криминальные сводки.
– И он захохотал. Хриплый, с захлебом рыданий хохот сопровождал Аню, раскатываясь в пролетах узкой лестницы. Она выскочила на улицу, прижалась спиной к стене арки, жадно вдыхая морозный воздух.

39

Конечно же, конечно, самодеятельная игра в детектива смешна, бессмысленна и, наверно, опасна. Надежда посмотреть в глаза главному злодею не больше, чем на загробную жизнь, в которой встречаются все близкие. Но сила надежды заключена в её гипнотической привязчивости.

После встречи с Вилли Аня два дня провалялась на своем диване, грызя соленые крекеры - больше ничего её организм не принимал. Она пыталась осмыслить услышанное и как-то связать его с "испанкой" Ларой. Что так упорно пытался сообщить ей Карлос в клубе? Неужели ему стало известно о готовящемся покушении на Михаила? Ведь он говорил о нависшей опасности... Да, похоже. Именно поэтому его и поспешили убрать. Выходит, у Карлоса и Михаила были одни враги. Это уже ниточка!

Аня схватилась за телефон и попросила Дениса о встрече.

– Я заеду к тебе сам, - неожиданно предложил Денис, забыв о конспирации. Через полчаса он стоял между шифоньером и окном в Аниной комнате, громоздкий, нелепый, мрачный.

– Не могу сидеть - нервы ни к черту. Мечусь, дергаюсь.
– В подтверждение своих слов, он переместился в противоположный угол.
– Приехал что бы поговорить о наших делах. Прятаться больше не имеет смысла. Мои планы раскрыты. Наши противники держат нас под колпаком. Возможно, придется вступить с ними в некий союз, - с обреченной откровенностью заявил Денис.

– Что бы докопаться до правды?
– Аня с ногами сжалась в углу дивана.

– Что бы сохранить свою шкуру, дорогая... Боюсь, никто никогда не узнает, кто стоит за теми громкими убийствами, что происходят чуть ли не каждый день. И наш случай - не исключение.

– Но ведь что-то вырисовывается! Я встречалась с Вилли - тем человеком, с которым жил Карлос.
– Аня вопросительно посмотрела на Дениса, но он не подал знак замолчать. Напротив, поддержал тему:

– Из его мастерской он и выбросился... Жуть - восьмой этаж.