Дар полночного святого
Шрифт:
– Если не будешь слушаться, мы разыграем другой сценарий "Истерзанная жертва неизвестных садистов найдена на чердаке..." - сообщат в утренних газетах. Ты ведь знаешь, как извращенцы мучают нежных крошек? мулат провел острым, как лезвие бритвы, ногтем мизинца по коже Ани от подбородка до центра груди. На тонкой надрезе выступили бисеринки крови. Приятно?
– Не увлекайся, Пеле, - предупредил второй, тоже на чисто русском.
– Я и сам не прочь трахнуть малышку. Но, вероятно, она предпочтет оказать нам маленькую любезность, черкнув эти теплые слова прощания?
– Вы
– Она затравлено попятилась.
– Откуда такие мысли, мадемуазель?
– Пеле пожал плечами.
– Немного поиграем. Жизнь - это игра. Произведения Толкиена читала? Ничего, разберешься по ходу... Пиши, если предпочитаешь комедию кровавой драме.
– Я могу закричать.
– А я - выстрелить.
– Пистолет уперся ей в ребро.
Аня написала то, что ей продиктовали.
– Теперь слушай: подходишь к окну и орешь, - там работает мусорщик и гуляют старухи с собаками. В это время мы смываемся... И ни звука больше, поняла? Все делаешь по моей команде.
– Мулат выключил свет.
– Но зачем это?
– Завтра поймешь. Читай газеты, смотри телек. Очень рад, мисс, что вы оказались столь покладистой.
– Белый парень подтолкнул её к окну. Мулат прижал к спине дуло пистолета.
Аня распахнула окно, на пол упало блюдце, молнией метнулся вниз подбиравшийся к молоку кот.
– Подоконник низкий, в переулке граждане, готовые помочь иностранке. Кричи по-русски: Господи помилуй!
Аня ухватилась руками за раму, и все сообразила в одно мгновение бандиты без масок, значит, они не оставляют свидетелей.
– Она прижалась спиной к стеклу.
– Это вы убили Карлоса? Там, в Москве, на Суворовском бульваре? И Михаил - ваших рук дело?
Переглянувшись, парни усмехнулись.
– Приятно узнавать о своей популярности. Да, мы работаем чисто, исключительно гуманно. Согласись, это не самый худший способ покинуть мир. Тебя не насиловали, не жгли утюгом. Даже разрешили помолиться. Сервис. К своему делу мы относимся творчески, ищем новые подходы, интересные формы обслуживания.
Аня улыбнулась, благодаря судьбу за проявленную милость. В последнюю минуту она все же позволила ей узнать правду и посмотреть в лицо убийц. Пусть эти монстры - всего лишь марионетки, - на их руках кровь.
– Рада была встретиться с вами и сообщить: вы обречены. Ваши мучения будут ужасны. А это - моя печать.
– Она плюнула в ухмыляющееся лицо и вспрыгнула на подоконник.
– Прочь руки, ублюдки!
В ночной прохладе чувствовалась весна - и запахи, и звуки предвещали летнее пиршество - цветение, птичий гомон. Среди ветвей старого платана суетились воробьи, политый садовником газон пах землей, молодой травой... Столько было в этом мире всего, что ещё хотелось потрогать, погладить, полюбить...
Чувствуя за спиной нетерпеливое сопение, Аня распахнула руки, словно обнимая чужой город.
– Господи помилуй...
– перекрестилась она, и что есть силы прыгнула вниз. Чуть правее, где на зеленый ковролин балкона падал квадрат света из комнаты. Она ударилась о парапет и растянулась на полу, закрывая голову руками - огромный черный терьер вырвался на балкон и залился оглушительным лаем. Тут же пса осадил по-французски сиплый
– Не говорю по-французски...
– пролепетала она, боясь поднять голову. Сейчас грянет выстрел и пуля вопьется прямо в затылок.
– Вставайте, я увел Вилли. Поднимайтесь же, мисс!
– строго прокаркал старческий голос.
– Что предпочитаете - английский, немецкий, латынь?
– Английский.
Аня попыталась встать, и тут же застонала от боли - на левую ногу наступить было просто невозможно.
– Нога... Я подвернула ногу...
– Она оперлась на каменную балюстраду.
– Да зайдете вы, наконец, в комнату?
– Маленький сухощавый старик в домашнем велюровом, изрядно потертом костюме тревожно озираясь, затолкал девушку в комнату, закрыл балконные двери и плотно задернул шторы. Она села в кресло, кривясь от боли.
– В таком виде появляться на моем балконе! Ужасающая наглость... Святая Мария, что скажут соседи?.. Боже, Боже мой... Я вызову полисмена. Он подбежал к письменному столу, схватился за телефонную трубку, но в раздумье опустил её.
– Сидел спокойно, читал Геродота... Боже мой... Клара должна прийти утром... Вы пьяны? Или наркотики?
– С опаской приблизившись, старик заглянул в лицо гостье. Он зачесывал на косой пробор крашеные редкие волосы и носил пенсне! Такое лицо можно увидеть лишь на фотографиях столетней давности. Старик назидательно произнес: - Самоубийство преступно! Римляне называли это Taedium vitae - отвращение к жизни. Но вы губите не только себя, мисс, вы губите порядочных людей! Вот в чем весь ужас безнравственности.
– Я не пила, не употребляла наркотики... Меня хотели убить... Надо срочно вызвать полицию.
– Ни в коем случае... Моя репутация... Вы хотя бы понимаете, что это значит?
– он погрозил у лица Ани скрюченным падагрическим пальцем. Репутация - больше, чем воинская присяга, важнее чем призвание. "Vox populi - vox Dei" - глас народа есть глас Божий, - утверждал римский философ Сенека. А что же будут после всего этого говорить обо мне люди? Писаки раздуют скандал, меня с обнаженной девицей покажут по телевизору... Вопиющее непотребство. Ну зачем я выскочил на балкон... Ушел бы на улицу гулять с Вилли... Разбирались бы с вашим любовником сами...
– Он скрылся и вернулся с плащом.
– Наденьте, мисс, на вас противно смотреть. И немедленно уходите. Это мое старое пальто. Проверьте, ничего нет в карманах?
– Он бросил ей на колени нечто бурое, брезгливо держась на расстоянии.
– Я не могу уйти - у меня вывихнута щиколотка. Пожалуйста, позовите полицейских.
– Аня закуталась в короткий, пропахший крепкими сигаретами плащ.
– Не морочьте мне голову! Профессор Ганкинс не идиот... Вы поставили меня в ужасающее положение. Я буду вынужден отдать это кресло в дезинфекцию, менять покрытие на балконе... Скорее всего, у вас ВИЧ или что-то ещё в этом роде.
– Я не сойду с этого места!
– воскликнула, потеряв терпение, Аня. Прошу вас, господин профессор, мне грозит смертельная опасность. Сжальтесь, вызовите полицию.