Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы
Шрифт:
— Никакой помощи вы от Буревида не получите — разве не ясно! — попытался убедить он воеводу. — Кто собирал с вятичей дань в угоду Киеву? Буревид! А разве вас победили хоть раз в открытом бою? Что-то не слышал об этом. Нет! Ни Олег, ни Святослав, ни Владимир. Все они договаривались с главою глав!
— Худой мир лучше доброй войны, — возразил ему Волах.
— Владимир хитер и опасен. Если какая-то мысль, даже самая невероятная вдруг засела у него в голове — этот князь горы свернет, да не своими руками. Ныне он собирает земли Киявии. Владимир не полезет в ваши леса, хватило и прошлого похода. Неохота ему снова грязь на болотах месить. Но вот печенега
— Все равно. Что такое счастье девицы рядом с благополучием рода? — упрямствовал воевода.
— А сказал, «не чаешь в ней души»!
— И еще раз повторю. Ты бы лучше к Медведихе пригляделся. Вот хозяйка так хозяйка! Или стара для тебя?
— Ну и шутки! Она ж меня раздавит. Да и мужика своего все еще ждет и ждать будет, думаю, до смерти, не в пример некоторым. Несчастная она баба.
Он живо представил ее себе, высокую, с пухлыми ручищами, румяную, раскрасневшуюся на морозе. Такая, как говорится, коня на скаку остановит… Да что коня? Неспроста Медведихой кличут.
— Вам, молодым, худышек подавай… Вон, Млада — еще не так толста, и глаз на тебя положила, — подначивал словена Волах.
То была единственная подруга Ольги и даже какая-то отдаленная родня. Но глупа, ох, и глупа девица! Смешлива да говорлива не в меру. И что такое это «не толста еще» в сравнении с гибким станом дочери жупана?
— Пока у меня два кровника на Белом свете, мне с бабами нельзя знаться! Зарок дал! — попытался отшутиться словен.
— Ладно! Считай, не получился у нас разговор! — сдался воевода и зашагал прочь.
На следующий же день, выгадав свободные часы, словен поспешил к месту долгожданного свидания. Путь пролегал близ моста чрез речушку, что несла прозрачные воды в саму Оку. Еще только заслышав плеск, Ругивлад ощутил знакомый холодок за спиной. Он мигом выхватил меч. Руны отливали ярким зеленым огнем.
— Чего прятаться-то? Портки не отсыреют?
Из-под моста вылезли трое. Он тут же узнал первого. Радогощинцы! Все не терпится свести счеты!
Вятич, одетый в броню, держал неизменную секиру. Других он доселе не видел, не иначе — свежее пополнение. Один сжимал обеими ладонями рукоять большого топора. Второй вовсе был в маске и оружия не доставал, хотя за спиной торчали целых две рукояти.
Воин с топором сделал стремительный рывок, обогнав соратников. Словен попятился, держа всех противников в поле зрения.
Ругивлад знал — глупо размениваться на мощные, рубящие удары сплеча, если в руках полуторник. Это требует и усилий, и, главное, — времени. То, как словен держал меч, обмануло бы кого угодно. Враг принял его открытую стойку за неуверенность. Топор свистел справа и слева, но Ругивлад держался на безопасном расстоянии и в ближний бой не лез.
Рьяный воин напирал, его противник уворачивался, ускользал, не нанося ни единого удара. Внезапно, коварный клинок ринулся снизу верх. Седовласов металл рассек кожи и пластины, точно масло. Искоса прорубил ребра и выглянул наружу со спины. По инерции воин обрушил на противника еще один удар топором, но то было предсмертное рвение. Ругивлад легко ушел в сторону. Одновременно извлекая меч из оседающего тела, он устремил клинок на подоспевшего секироносца.
В следующее же мгновение холодное железо нашло поживу. С быстротой молнии неудержимый клинок полоснул налетевшего врага. Вятич рухнул с перебитой ключицей, роняя оружие. Ругивлад мигом отпихнул секиру ногой, чтобы тот не перехватил левой. Круто развернулся, углядывая последнего из наемников.
Но
— Догнать бы, прах Чернобога!
Хриплое дыхание выдало врага. Левой он работал не хуже, чем правой. Ругивлад ловко принял на меч страшный по силе удар секиры. Не будь колдовским, меч словена неминуемо преломился бы! Волхв рухнул на колено, нанося свой.
Смазанное движение железа пропороло живот, кишки выпали на траву. Следом рухнуло и тело.
— Скверно, приятель! Очень скверно! — заметил Ругивлад, вытирая лезвие о рубаху наемника.
Пристроив меч за спину, тяжело ступая, он продолжил путь.
«Странник следует выбранной тропой… И вдруг, о чудо, дивный цветок! Лесная роза цепляет за край одежды. Иной прошел бы мимо, но ты, сдается мне, остановишься и будешь долго любоваться красой. А хватит ли у тебя терпения поливать сей цветок и ухаживать за ним каждый день? Если так — дерзай! И тогда, быть может, Ругивлад затмит славу грека, что вылепил себе женщину по своему разумению. Глина была мертва и податлива. А роза? Беспокойное и капризное диво! Как чувствительно оно к настроению нового садовника! Диво загадочно — и тем интересней поглядеть на плоды трудов. Но даже я не решусь предсказать исход…» — так напутствовал Седовлас молодого волхва.
Он усмехался, и его хищная улыбка так и стояла перед глазами словена.
«… Вы разные. Она не признается в слабости. Холодностью и неприступностью, что сродни шипам, вижу, девушка ввергнет тебя в бездну суеты. Являя силу и кажущуюся самостоятельность, та, которую ты встретишь, останется на самом деле беззащитным и хрупким созданием. Когда женщина увлекается всерьез, она всё равно не мечтает так, как может придумывать себе мужчина. Платят оба!
Ты никогда не был садовником. Ты шагал, спасался, путая след. Но от себя не убежишь. Все, дальше некуда! Разве так уж неощутимо то, что создано силою мысли? Идея, Слово, одна единственная Руна творят Вселенную, они рождают и убивают миры… Вдруг твой будущий дом и удел садовника в самом деле хороши и покойны?»
Так молвил Седовлас, когда они расставались на пороге колдовского жилища. Об этом Ругивлад вспомнил только сейчас, следуя за своей уверенной проводницей.
Городище давно скрылась за ветвями деревьев. Лес едва примерил пестрый летний наряд. С недели три назад, на Рода-Ледолома, когда Станимир по обычаю поил народ знатными медами из своих запасов, а земля пыхтела, освободившись от снегов, — не было ни листочка. На Дажбо [29] то здесь, то там можно было заметить шустрого жаворонка, и все уже зеленело. А нынче, точно угадывая приближение праздника Весеннего Ярилы, лес шелестел своими новыми одеждами. И птицы вторили ему, торжествуя победу Живы над Марой.
29
[29] Дажьбо, Даждьбог — бог солнечного света у восточных славян, щедрый бог Яви, сын Сварога. По функциям Даждьбог близок Аполлону Таргелию и Гераклу, а также скифскому Таргитаю, скандинавскому Фрейру, западно-славянскому Радегасту-Радигощу, иранскому Митре и ведийскому Вишну.