Дар сгоревшего бога
Шрифт:
Роггер словно прочитал его мысли.
— Твой друг отдал жизнь ради того, чтобы отнять череп у ведьмы. Верни же кровавый долг хотя бы отчасти. Нанеси при помощи камня и черепа ответный удар.
Брант бросил на него злой взгляд, поскольку терпеть не мог, когда его чувствами пытались управлять. К тому же вору это удалось… Но он должен был попытаться.
В память о Драле.
Мальчик кивнул.
— Тогда приготовься, — сказал Тилар.
Брант промолчал. К такому не приготовишься.
Роггер еще
Камень запылал, прожигая плоть и кости. Вся грудь мальчика занялась огнем. Он задохнулся от боли, застонал. Ноги вмиг ослабели и подогнулись.
Тилар подхватил его, помог сесть.
— Позови ее, — велел он.
Брант попытался это сделать, но горло, охваченное пламенем, не слушалось. Дышать и то было мукой. Пот лился по телу раскаленной лавой.
— Ты убьешь его, — услышал он встревоженный голос смотрительницы. — Может, есть какой-то другой способ…
Мальчик содрогнулся, сжался в комок, не зная, как защититься от боли.
— Зови ее, — повторил Тилар.
Ничего другого не оставалось. Брант перестал противиться огню. Сжал крепче камень. И, когда терпеть стало совсем невмоготу, крикнул:
— Эйлан!
Боль сделалась немного слабее. На глазах его выступили слезы, фигура женщины расплылась и покачнулась.
— Она шевелится, — пробормотал Роггер.
Значит, не почудилось… Брант увидел, как женщина сделала шаг, поскользнулась на ледяном полу и чуть не упала. Потом выпрямилась и снова застыла.
— Еще, — сказал Тилар. — Зови ее, говори что угодно. Любое слово поможет пробиться сквозь песню-манок.
Как справиться с болью, заставить язык шевелиться? Брант не ощущал ничего, кроме жжения. Пламя обращало книгу его жизни в пепел, выжигая все воспоминания. Страницу за страницей. Год за годом… Но наконец явилось одно, давно утраченное, похороненное под приливом дней. Соломенная крыша над головой, сильные руки, которые качают его, убаюкивая, и — колыбельная, тихая песенка, обращенная к лунам, к ночи, дарующей покой.
Песенка матери… которой у него не было.
Это воспоминание отчего-то не сгорало. Печаль хранила его, и пламя лишь освещало ярче.
И мальчику вдруг открылось то, чего и он впрямь не сознавал долгие годы. Горе охотника, его отца… приходилось ли самому Бранту когда-нибудь страдать сильнее? Воскресла чужая боль, которая жила в нем всегда, вместе с колыбельной.
И Брант отдался ей, как отдался сжигавшему его пламени.
Задыхаясь, с трудом выговаривая слова, подавляя стон, он начал петь. И уже не мог остановиться. Не ради Тилара, не ради того, чтобы сломать заклятие. Не ради даже потерянного отца. Он пел для мальчика, который больше всего на свете хотел, чтобы родные, сильные руки обняли его один-единственный,
Тилар и не заметил, когда он начал петь. Брант сидел, скорчившись, на ступеньках и стонал. Но Эйлан вдруг снова пошевелилась. Сделала шаг вперед… другой.
Тут только он расслышал шепот, срывающийся с воспаленных уст мальчика.
— Приди… о сладкая ночь… свет зари погаси… пусть луны ярче горят…
Вира задрожала, подняла растерянно руку.
— Песня-манок слабеет, — сказал Роггер.
К ним торопливо спустился Креван. Подошла Катрин. Она встала на колени возле мальчика, обняла его, откинула прилипшие к потному лбу волосы.
Он застонал. Но не умолк.
— Приди… о сладкая ночь… горести дня прогони… тихие сны навей…
— Ему совсем плохо. — Катрин с тревогой поглядела на Тилара.
— Но похоже, что-то получается! — упрямо ответил тот.
Эйлан обратила к ним лицо. Глаза ее еще казались ледяными, но в глубине их мелькнул живой огонек. Губы разомкнулись, треснули. Выступила кровь.
— Нет… — с трудом проговорила вира. — Остановить…
И закрыла руками уши. Защищаясь неведомо от кого — то ли от своих новых хозяев, то ли от тех, кто пытался сейчас ее пробудить.
Потом снова шагнула к ним. С рук и ног посыпался лед.
— Надо остановить…
С губ ее закапала кровь. Горячая, дымящаяся. Власть песни-манка явно ослабевала, отпуская жертву.
— Эйлан, — начал Тилар, — расскажи нам об урагане.
— Их надо остановить…
О ком она?
Брант у него за спиной все шептал, едва слышно:
— Приди… о сладкая ночь… детей обними, укрой… пока не споет петух…
Эйлан встретилась глазами с Тиларом. Он увидел в них проблеск разума. Затем лицо ее исказила страдальческая гримаса.
— Помочь им… — простонала она. — Освободить их…
Те же слова — сообразил он вдруг — твердил мальчик, сидя в подземелье с черепом в руках. Тилар оглянулся на Бранта. ПОМОЧЬ ИМ… ОСВОБОДИТЬ ИХ… НАЙТИ их.
Мальчик ничего об этом не помнил. Но Эйлан… Он торопливо повернулся к ней.
— Найти их… — выдохнула она.
— Кого? — крикнул Тилар.
Вира упала на колени. Из носа хлынула кровь. Казалось, внутреннее противоборство разрывало ее на части.
— Это конец, — сказал Роггер, подтверждая мысль Тилара. — Песня-манок глубоко вросла в разум и плоть. Вырывая ее корни, мы убиваем Эйлан.
Та осела на пол всем телом, кое-как приподнялась на одной руке.
— Мальчик умирает! — воскликнула Катрин.
Но выбора у Тилара не было.
— Кого? — снова обратился он к вире. — Кого мы должны найти?
Она с трудом подняла голову.
— Бродяг… найдите остальных бродяг… закованных… их заставляют… — Эйлан закашлялась, сплюнула на лед кровью.