Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо
Шрифт:
— Спасибо, я об этом давно догадывался. Сердце, знаешь ли, подсказывало. Но проблема не в том, что я не решаюсь зайти в собственный подвал. А в том, что там вряд ли найдется то, что мне интересно. Какого черта тут никто не сочиняет романы? Только не говори, что их писали то ли во времена правления династии вурдалаков Клакков, то ли еще раньше. Я пробовал это читать. И одолел целых три страницы, прежде чем окончательно сломался.
Я думал, Лонли-Локли сейчас пустится в спор или хотя бы отчитает меня за неуважение к старинным литературным памятникам, но он, поразмыслив, согласился:
— Ты по-своему прав. Архаичный язык нравится далеко не каждому. А что касается сюжетов, я и сам, при всем уважении к литературе той эпохи,
Я даже не стал обижаться на «рядового». А ведь когда-то считал себя чуть ли не полевым генералом читательской армии. Впрочем, это было задолго до знакомства с сэром Шурфом Лонли-Локли, на чьем фоне вообще все остальные читатели рядовые, да еще и нестроевой службы.
— Что же касается существа твоего вопроса, я и сам им не раз задавался, — неожиданно признался он. — И даже предпринял попытку исследования — увы, неудачную. Так и не смог выяснить, почему традиция угуландского романа пресеклась всего через пару столетий после зарождения. И почему то же самое случилось в других областях Соединенного Королевства? И почему, скажем, в Уандуке такой традиции никогда не было вовсе? При том, что и в Куманском, и в Шиншийском Халифате письменность существует чуть ли не дольше, чем разумная жизнь, сюжетные истории там распространяются только в устной традиции. Тамошние профессиональные рассказчики держат в памяти до нескольких тысяч историй; думаю, нет нужды говорить, что все они грамотны, однако ни единой попытки записать хотя бы старинные предания, насколько мне известно, не было предпринято. В то же время, исторические хроники тщательно ведутся, научным трактатам нет числа, жизнеописания великих людей печатаются и пользуются спросом в точности, как у нас, а, скажем, дневники путешественников, даже самых обыкновенных купцов, всю жизнь курсировавших между Капуттой и нашим Гажином, расходятся мгновенно, сколь бы высокую цену ни запросил издатель.
— Слушай, а у нас их как-то можно добыть? — заинтересовался я.
— Зачем добывать? Их можно просто купить. Конечно, не в любой книжной лавке, но в нескольких самых лучших куманские «Истории странствий» обычно есть. Ты, я думаю, просто никогда не обращал внимания на отведенные под них полки.
Я не стал говорить, что пока вообще ни разу не заходил ни в одну книжную лавку. Когда внезапно переселяешься не просто в чужую страну, а в совершенно иную, незнакомую реальность, вполне простительно, если тебе первые несколько лет будет не до покупки книг. Но я почти всерьез испугался, что, услышав такое признание, сэр Шурф, пожалуй, перестанет со мной здороваться. Поэтому смиренно кивнул — дескать, действительно не обращал внимания, вот дурак — и осторожно спросил:
— А какие лавки самые лучшие?
— В первую очередь, «Письмена», неподалеку от Сумеречного Рынка. И учти, что те «Письмена», которые недавно открылись в Новом Городе, принадлежат тому же владельцу, но ассортимент там на порядок хуже, туда можешь не ходить.
— Ладно, не пойду.
Уговорить меня было легче легкого.
— Потом, конечно же, «Дедушкины книги» на улице Акробатов. Это антикварная лавка, где неплохой выбор старых изданий. И еще «Мокрый песок» на улице Всех Королевств. Кстати, в названии зашифрована отсылка к древней угуландской традиции писать стихи на мокром песке, причем последняя строчка должна быть дописана прежде, чем высохнет первая… Впрочем, при всех своих достоинствах, «Мокрый песок» вряд ли будет тебе полезен. Эта лавка специализируется на поэзии, к которой, насколько я знаю, ты более-менее равнодушен.
— Ну почему же, — возразил я. — Киба Кимар мне, помню, понравился.
— Если бы тебе еще и Киба Кимар не понравился, я бы зарекся когда-либо говорить с тобой о литературе, — отрезал сэр Шурф.
При этом на лице его было вполне отчетливо написано: «Убил бы на месте, и рука бы не дрогнула».
— Хорошей ночи, Макс, — вежливо сказал сэр Шурф, поскольку мы уже приехали к его дому.
В контексте его пожелание звучало как натуральное издевательство. Но я уверен, что это он не нарочно.
Вернувшись домой, я сразу отправился в подвал. Это было наилучшее решение — в гостиной на меня скалились вероломно покинутые Шурфом алхимические огородники, а в спальне поджидала кровать, настолько огромная и пустая, что по сравнению с ней даже невообразимый Коридор между Мирами казался вполне уютным и обжитым местом.
Какое-то время я сумбурно рылся в книгах. Была у меня надежда, что среди них найдутся разрекламированные Шурфом дневники уандукских мореходов или, к примеру, жизнеописания Великих Магистров — после окончания Эпохи Орденов биографический жанр расцвел буйным цветом. Я уже пробовал читать жития Магистров, и они оказались не вполне в моем вкусе, но сейчас я был готов дать им еще один шанс. Все лучше, чем штудировать «Пособие по составлению сельскохозяйственных лунных календарей» или «Философские рассуждения об анатомическом строении моллюска кримпи» — подобных трактатов в моем подвале оказалось великое множество, и я понемногу начал понимать, почему эти книги не стали перевозить в новое здание Университетской библиотеки. Такое добро я бы и сам постарался где-нибудь забыть.
Я брал книги с полок, читал названия, содрогался и поспешно ставил их на место. «Особенности пунктуации личной переписки Его Величества Гурига Второго», «Полный перечень охотничьих танцев Графства Хотта с рекомендациями для современных исполнителей», «Сдержанная похвала разумным воспитателям юношества», «Тайный кодекс обувщиков Таруна», «Заметки о свойствах почв Пустых Земель» и так далее. Упоительное, должно быть, чтение.
— Грешные Магистры, неужели здесь нет вообще ничего путного?! — наконец сказал я, усевшись в отчаянии на каменный пол.
— А что именно вас интересует?
— Уже и сам не знаю.
Я сперва ответил и только потом сообразил, что разговариваю вовсе не с собственным внутренним голосом. Во всяком случае, у меня никогда не было привычки обращаться к себе на «вы».
Я огляделся. Поначалу никого не заметил, а потом оба моих сердца наперебой заколотились о ребра, словно бы соревнуясь, кто первым сокрушит непрочную эту ограду. Мне показалось, что на верхней полке стеллажа сидит моя Теххи, которая совсем недавно твердо сказала, что не намерена появляться в Ехо, где призракам, как ей прекрасно известно, приходится скрываться даже от бывших друзей, если те законопослушны. И вот, получается, передумала?..
Конечно нет. Это был совсем другой призрак. Даже удивительно, как я мог перепутать. Какая, к Темным Магистрам, Теххи — с такой-то бородищей? Если бы призрак стоял, борода его наверняка волочилась бы по полу, а сейчас ее кончик болтался над самой моей макушкой. Внешность призраков, конечно, пластична и переменчива, но не до такой же степени.
Пока внутри меня бушевали все эти бури, мой автопилот взял управление в свои руки и сказал:
— Хорошей ночи. Рад видеть вас в своем доме.
Вежливый, собака.
— Мне не следовало попадаться вам на глаза, — вздохнул призрак. — Я наслышан о нынешних порядках и знаю, что наша встреча не сулит мне ничего хорошего. Однако меня подвела многолетняя привычка приходить на помощь растерянным читателям. В последнее время здесь часто появляется другой человек; до сих пор я думал, он и есть новый хозяин дома. Вот ему совершенно не требуется помощь, он всегда прекрасно знает, что ему нужно. И даже имеет ясное представление, где это искать, как будто сам много лет работал библиотекарем. Поэтому ему я до сих пор не показывался.