Дар слова
Шрифт:
Одновременно со второй бутылкой игра закончилась: ключи от машины лежали в кармане Дымшица, последние четыреста долларов авторитета тоже откочевали на его половину.
– А что это виски никто не пьет?
– приятно удивился Дымшиц.
– С ними и проигрывать веселее, ей-богу.
– Можно и виски, - согласился Кондрат.
Тимофей Михайлович щедро наплюхал ему полстакана, не глядя поставил бутылку перед Андрюшей и, проследив, как проталкивает в себя виски раздосадованный Кондрат, душевно утешил:
– Не грусти, атаман.
Кондрат едва не поперхнулся.
– Фильтруй
– С какого такого мне грустить, когда я весь при своих?
– Вот и я говорю, - согласился Дымшиц, отсчитывая ему деньги.
– Это что?
– Мы же делили пополам, - напомнил Дымшиц.
– Получается, что я выиграл у тебя всего пятьдесят тысяч. А я хочу сто.
Вор, стиснув зубы, уставился на Тимофея Михайловича, который прилежно делил надвое ворох денег.
– Думаешь, ты крутой?
– Думаю, покруче тебя, - сказал Дымшиц, трезво взглянув на Кондрата.
– Ты хреново думаешь. Так хреново думаешь, что глубоко заблуждаешься, отчеканил Кондрат, уверенный в неотразимой полновесности формулировки: в мозгах его колючим коралловым цветком расцветал кокаин, сдобренный алкоголем.
– Ты фраерман, а я вор. Захочу, и намажу тебя на хлеб заместо икры.
– Мой фарт тебе не перешибить, - уверенно ответил Дымшиц.
– Не перешибить соплю оглоблей, - Кондрат презрительно сплюнул через плечо.
– Давай сдавай, фраерман. Поглядим, сколько тебе отпущено трепыхаться.
– Сергей Лексеич, он же вас нарочно заводит!
– догадался Андрюша.
– Ему не деньги, ему акции нужны!
– А?
– осклабился Кондрат.
– Что ты на это скажешь?
Дымшиц вернул Андрюше давешний брезгливый взгляд.
– Я всегда был о вас невысокого мнения, Андрей Владимирович. Однако ж не подозревал, что вы способны говорить о присутствующих в третьем лице.
– Ты знаешь правила не хуже меня, - добавил он, обращаясь к Кондрату. После этих пятидесяти тысяч - если ты их проиграешь, конечно, - ты волен выйти из игры в любой момент. Дело, разумеется, не в деньгах. Я это сразу сказал, с самого начала. Дело в принципе.
– Сдавай, - велел Кондрат, темнея лицом.
– А ты бы отсел подальше, посоветовал он Андрюше.
– Не люблю, когда дышат в ухо.
Охрана, одуревшая от подкидного, бросила карты и наблюдала за игрой издали. Пятьдесят тысяч перелетали от Кондрата к Дымшицу шелестящими стайками, но дело было действительно не в деньгах: Дымшиц давил Кондрата, высасывал из Кондрата авторитет, это чувствовал не только сидевший рядом Андрюша, но и охрана. Минут за сорок вор проигрался в нуль и, не сбавляя темпа, кинул на стол ключи от "лендровера".
– Тридцать тысяч.
– Десять, - сказал Дымшиц.
– Пятнадцать.
– Десять, - повторил Дымшиц.
– Тачка крутая, но на плохом счету у милиции.
– А кто постарался?!. А-а, что с тобой говорить... Играем!
"Лендровер" ушел со свистом. Под занавес Кондрату мигнул редкостный фарт: пришли три шестерки и тут же, через кон, трынка с тузом, но Дымшиц падал без боя, проигрывая мелочь - потом одним махом, на двадцати очках против семнадцати, отыграл все.
– Ладно, - сказал Кондрат, срывая с шеи здоровенную золотую цепь.
–
– Тысяча, - оценил Дымшиц, прикидывая цепь на ладони.
– С тобой разгонишься...
– Кондрат задумался, с прищуром засмотрелся на Дымшица и процедил: - Ой смотри у меня, исполнительный... Давай другую колоду.
Дымшиц отмел отыгранные карты, встал за другой колодой - Кондрат тем временем нагнулся, достал кейс с акциями и щелкнул замками.
– Это никак, Сергей Лексеич, невозможно!
– взвизгнул Андрюша, вскочил и потянулся за кейсом - Дымшицу показалось, что Кондрат всего лишь передернул плечом, но непонятная сила швырнула Андрюшу в кресло и вместе с креслом проволокла почти до охранников. Очки Андрюши совершенно отдельно запрыгали по столу на выход, но были уловлены людьми Петровича и водружены на место.
– Там и сиди, - приказал Кондрат, а лбам своим пояснил: - Будет вякать или типа вздыхать, хвататься за голову - бейте по шее.
Он открыл кейс, достал верхнюю папку и показал Дымшицу:
– Ты этого хотел, да? Вот она. Сто штук, и ни бакса меньше.
– Тридцать.
– Сто - или я встаю.
– Было очень, очень приятно провести с вами время, - изумительно глумливым басом пророкотал Дымшиц, откидываясь в кресле.
– Я получил глубокое удовлетворение... Тридцать пять - только из чувства глубокой признательности...
– С огнем играешь, Дымшиц, - предупредил вор, швыряя папку на стол.
– Гони сорок штук и заткни свою бородатую пасть... Понял?
... Июльская ночь истаяла, нежный рассвет воплотился в жаркое утро, а в кабинете у Дымшица резались в трынку - да что там резались! резали без ножа долгопрудненского авторитета Кондрата. Он проигрывал безнадежно, непоправимо, повышал ставки - и проигрывал окончательно. Еще два раза меняли колоды - не помогало. Два раза еще Андрюша, рискуя шеей, рыдаючи умолял Кондрата опомниться, - потом замолчал, сообразив, что и с половиной, и с четвертью пакета возвращаться им некуда - а не было уже ни половины, ни четверти. Под шумок опаленный невезухой Кондрат заныкал в рукав туза - заныкал чисто - но чертов цыган, перетасовав колоду, насторожился, взвесил в ладони и не постеснялся затеять пересчет картам: похоже, что не хватает, пояснил он. Пришлось скинуть туза в доллары, потом нечаянно обнаружить. Он был цыганом, вот в чем загвоздка, цыганским отродьем с жидовской примесью - угораздило же вляпаться в эдакое!
– но об этом раньше надо было думать, раньше! а теперь поздно. Теперь, блин, можно было не думать совсем.
– А что ты мне пел, что ты не катала?
– опомнился Кондрат минут через десять после эпизода с тузом.
Дымшиц резонно отвечал, что каталы не руководят концернами и не горбятся с утра до вечера в кабинетах...
– Да ты за всю жизнь столько не заработал, сколько в этом траханном кабинете со вчерашнего вечера!
– попрекнул Кондрат, с ненавистью озирая ихние кабинеты.
– Это точно, - жестко подтвердил Тимофей Михайлович.
– Другой такой игры у меня не будет.
– А на хрена другая такая? Такой и одной хватит по гроб жизни, - неприятно как-то ввернул Кондрат и, не дотрагиваясь до сданных Дымшицем карт, объявил: