Дар великой любви, или Я не умею прощать
Шрифт:
– Отпущу.
– Отпустишь? – В голосе сквозит удивление. – А был ли смысл ловить?
– Не было смысла. И никогда не будет. Нельзя удержать на поводке ветер… – я говорю это серьезно, без единого намека на шутку.
И он смотрит на меня так, словно я сейчас открыла ему самую сокровенную тайну…
Марго сидела перед зеркалом и водила расческой по волосам. На мое появление в дверях номера она почти не отреагировала, даже не повернулась, ничего не сказала – только ободряюще улыбнулась в зеркало. Я подошла к ней и виновато
– Ну, что ты, Мэрик? Опять казнишься? Зачем? Что у тебя за манера убивать себя всякий раз, как только в твоей жизни все более-менее налаживается? Ну, вот скажи, – Марго слегка толкнула меня к кровати и сама перебралась туда же, оставив расческу на зеркале, – разве тебе было плохо с ним?
– Откуда…
– Перестань, Мэри, это уже надоедает, – поморщилась она. – Ты была с ним, ты только от него приходишь с такими пустыми и одновременно счастливыми глазами. И дело даже не в том, было у вас что-то или нет. Дело просто в его присутствии рядом. Я до сих пор не понимаю, что вам мешает быть вместе.
Я только вздохнула. Марго, наивная в своих мечтах свести нас с Алексом, никак не понимала очевидного – не живут вместе два диких животных. Ну, не могут они в одной клетке, им там тесно, и кто-то из них обречен. В нашей ситуации это, скорее всего, я – хотя не исключено, что и наоборот. Так к чему испытывать судьбу? Мы оба прекрасно это понимали, а потому позволяли себе только кратковременные вспышки страсти. В нас, наверное, говорил инстинкт самосохранения. А Марго этого не понимала…
Чуть позже в ресторане я все искала Алекса взглядом, надеялась, что он спустится. Но тщетно…
От Марго не укрылись мои попытки, и она спросила, когда я в очередной раз обвела взглядом ресторан и со вздохом опустила глаза, принимаясь за салат:
– Думаешь, он уехал?
– Ничего я не думаю, – пробурчала я. Опять исчез, даже не попрощался, не сказал, когда появится снова. А главное – когда заберет у меня эти чертовы бриллианты.
– Мэри… – ладонь Марго накрыла мою руку. – Не надо так. Поверь – это вполне в его стиле. Да ты ведь и сама уже знаешь.
– И мне, по-твоему, должно стать легче? – мрачно поинтересовалась я. – Дело не в том, что мне так уж нужен твой Алекс…
– Обойдись, будь так добра, без «твой», хорошо? – спокойно, но твердо велела Марго, и я согласно кивнула:
– Хорошо, прости. Пусть так – мне не нужен Алекс, мне нужно, чтобы он забрал в Москве нашу любимую собаку – и все. Потом я согласна не видеть его еще лет пятьдесят или дольше.
Марго только головой покачала, и по ее взгляду я поняла – она мне не верит. Собственно, я и сама себе не верила. Проведенная вместе ночь всколыхнула во мне что-то, заставила вспомнить то, что я старательно забывала. Алекс, Алекс, что же мы опять наделали? Зачем?
После завтрака я поднялась в номер, легла на кровать и укуталась одеялом с головой. Марго звала пройтись, но я только помотала головой и отказалась. Она ушла, кажется, обидевшись, а я, проплакав какое-то время, уснула и проспала до самого вечера.
Марго отсутствовала, но я не стала паниковать по этому
Пытаешься забыться – и не выходит. Пытаешься выбросить из головы человека, который причиняет тебе только боль, – и не можешь. Прощаешь, ненавидя себя и ругая за слабость и мягкотелость. И потом гордо заявляешь – «я не терплю моральных унижений». Странно по меньшей мере.
И потом – он очень быстро соскучится рядом со мной, да и я – рядом с ним, потому что это ведь совершенно не то же самое, что встречаться украдкой, вырывая сладкие моменты. А когда сладкого сильно много, постоянно, до тошноты, до обжорства – сразу хочется перчику и горчички. А я не прощу, разумеется, – ведь я и так многое уже не простила.
Я часто потом вспоминаю его лицо. Чего он возится со мной? Выйди на улицу, обведи взглядом пространство и выбери себе любую девицу, сделай приглашающий жест – и вот уже сидит в твоей машине любая красотка по твоему выбору. И еще штук пять-восемь рядом стоят, высунув языки…
Нет – он постоянно возвращается ко мне. Насквозь больной, в частности и на голову, бабе прилично за тридцать. И кто он после этого? Извращенец, я давно говорю.
Поставив последнюю точку, я закрыла ноутбук – никогда не перечитывала сразу то, что написала, текст должен отлежаться пару дней – и только потом я могу спокойно и отстраненно читать.
Вернувшаяся с прогулки Марго застала меня в обычной позе – на подоконнике с сигаретой. Она ничего не спросила, не сказала, где была. Молча подошла и обняла за плечи, притянув к себе.
Ни с того ни с сего мы обе вдруг заплакали. Я успела подумать, что Марго не стоило бы расстраиваться и переживать – все-таки беременность. Но эта мысль ушла так же молниеносно, как возникла. Мы давно не рыдали, обнявшись, так сладко…
Назавтра днем мы уже летели домой, в Москву.
Алекс
Он не смог заставить себя произнести то, что хотел. Не смог просить Мэри остаться, когда та встала с постели и, потянувшись всем телом, начала собираться. Он смотрел на нее, словно старался запечатлеть для себя каждый ее жест, каждое движение. И внутри почему-то отвратительно ныло – словно предчувствие чего-то ужасного. Алекс отогнал от себя эти мысли и вдруг подумал, что Мэри всегда уходит не прощаясь. Просто исчезает – как он сам. Вот и сейчас он лежит в постели и уже знает, что через четыре часа его не будет во Франции и он ни за что не признается в этом Мэри. Она опять останется одна, в неведении, растерянная и обиженная. Но так надо.