Дар великой любви, или Я не умею прощать

Крамер Марина

– А пускай, – ухмыльнулась вдруг Марго и полезла в карман ветровки. – Это все равно не там.

Она продемонстрировала мне небольшую плюшевую собачку, и я сперва не поняла, к чему, но потом догадалась – Марго спрятала камни в игрушку.

– На кой черт ты приперла ее сюда?! – зашипела я, схватив подругу за запястье.

– Успокойся. Именно здесь ее никто не найдет.

– Да как ты не поймешь – пока эта фигня со мной, у моего уха постоянно тикает таймер бомбы!

Марго растерялась, и мне стало стыдно – она хотела как лучше, кто ж виноват, что именно этот вариант самый неподходящий. Лично мне пришел в голову совсем другой план. Но для его осуществления мне не нужна была Марго – более того, ее присутствие было нежелательным и опасным для нее же. Я не

забыла слова Алекса о том, что он решил забрать ее у Джефа, и ничто не убедило бы меня в том, что он откажется от своих намерений. А сам Алекс нужен мне до зарезу, хотя на его месте я бы уже летела в Лондон. Но мне необходимо всего полчаса – только чтобы отдать эту собаку вместе с содержимым и забыть о ней навсегда. И об Алексе – заодно.

…Я провела в больнице около трех недель, успешно работая над новой книгой и отдыхая. «Бриллиантовая жучка» сидела около меня на подушке, я совала ее в карман халата, выходя на процедуры, не расставалась ни на секунду. Алекс не звонил, не приходил. К Марго не наведывался. Скорее всего, уехал.

Зато возник мой интернет-собеседник Клод. Мы часто болтали в аське, обсуждали какие-то пустяки, и однажды я обмолвилась, что собираюсь во Францию. Клод проявил неожиданный интерес, и мне пришлось сказать, что я и есть Мэри Кавалье, чей роман Клод буквально пару минут назад настоятельно рекомендовал мне прочесть. Кстати – общались мы по-русски, а жил он в Париже, и я как-то задала ему вопрос, откуда такое знание языка. Клод прислал два смеющихся смайлика и ответил, что в университете изучал русский язык и литературу, имеет степень бакалавра и может даже преподавать в наших школах. Это объяснение меня вполне устроило – я по-французски не то что писать, пары слов связать не могла.

Клод не стал настаивать на встрече в Париже, и это меня тоже устроило – к чему? Мы договаривались – никакого флирта. Мне еще только француза не хватало…

К моменту выписки я чувствовала себя прекрасно, даже умудрилась набрать вес. А говорят, что больницы плохо влияют на человека…

Марго приехала за мной, привычно чмокнула в щеку, усадила на переднее сиденье и повезла домой.

В квартире царил порядок, пахло куриным супом и чистым выглаженным бельем. У меня в носу защипало от нахлынувших вдруг эмоций. Всего месяц назад здесь был Алекс… Здесь – на этом диване, в кухне, в спальне… Какие же мы оба идиоты, зачем ведем себя так, что кто-то из нас непременно вынужден страдать?

Марго заставила меня пообедать и лечь, мотивируя это тем, что мне не стоит слишком много времени проводить на ногах. Не желая обижать подругу, я легла, физически ощущая, как мне больно оказаться снова в постели, где совсем недавно я лежала не одна. Марго присела рядом, взяла меня за руку и вдруг спросила:

– Вспоминаешь?

Я закрыла глаза и кивнула. А как могла не вспоминать? Разве можно не вспоминать – его? И разве сама Марго не думает о нем хотя бы изредка?

– Он вернется, Мэри.

– Не сомневаюсь. Работа не окончена, он так и не взял камни. Следовательно, ему не заплатили.

– Ты говоришь глупости! – вдруг взорвалась Марго. – Если бы он хотел, он забрал бы их еще тогда. Ему ничего не мешало!

– Ой, хватит, – поморщилась я, нашарив под подушкой собаку. – Когда я уже избавлюсь от этой псины?

– Она тебе не мешает.

– Да. Она делает меня потенциальной мишенью, но кому до этого дело!

Марго успокаивающе погладила меня по руке, взяла собаку, подбросила ее на ладони и усмехнулась:

– Кто бы мог подумать… Игрушка стоила рублей двадцать, а теперь…

– А теперь она равна по стоимости моей жизни, Марго. Я не хочу умирать из-за плюшевой собаки, пусть даже с набивкой из отборных бриллиантов. Что мы с тобой будем делать, когда поедем во Францию? С собой не потащишь – таможня не оценит.

Этот вопрос мучил меня все время, что я находилась в больнице. Я прекрасно понимала, что вывезла статуэтку с бриллиантами из Испании по какой-то счастливой случайности, в тот момент, когда Фортуна решила сжалиться надо мной и повернулась

лицом, понимая, что мне на тот момент уже хватило приключений. Но ожидать второго счастливого случая просто бессовестно с моей стороны. Нужно придумать, как убрать опасную игрушку с глаз подальше.

– Сейф, – произнесла Марго. – Ячейка в банке. Все просто. Арендуем ячейку, уберем собаку, а по возвращении заберем. Или не заберем – что предпочтительнее.

Да, это выход.

«Господа, каждый город должен быть как Париж», – настойчиво вертелась у меня в голове фраза из какого-то очень старого фильма. Не скажу, что я согласна с героем, но что-то в этом было. Осень здесь просто изумительна. Да она везде изумительна – если без дождей. Я раньше очень любила это время года, когда еще не холодно, но уже не носишь летнюю одежду, когда еще не все листья опали с деревьев, но уже пожелтели, и часть их образовала мягкие уютные ковры в скверах. Днем солнце еще прогревает воздух, подсвечивает лучами прекрасные желтые аллейки, и можно часами гулять, наслаждаясь последними теплыми днями.

Мы с Марго так и делали – после завтрака сразу отправлялись бродить по скверам, могли надолго осесть в уличном кафе за чашкой кофе с какой-нибудь выпечкой, и Марго постоянно проклинала меня за это. Ее вечной диете был положен конец – кто в здравом уме способен отказаться от изумительно пахнущего свежего круассана с шоколадом? Если даже я, совершенно не любившая сладкого, могла за раз съесть пару – то что говорить о Марго…

Вечера мы проводили в обществе редактора моих книг, приятной худенькой блондинки Одри. Общались в основном они с Марго, я же улыбалась и курила с отсутствующим выражением лица – не понимая ни слова, чувствовала себя выключенной из беседы, а потому считала свое присутствие лишним. Марго не всегда успевала переводить, виновато смотрела на меня и ободряюще гладила по руке, а я все отчетливее понимала: зря дала согласие на презентацию, не нужно было ехать сюда. Как я буду выглядеть, когда мне начнут задавать вопросы, смысла которых я не пойму? При переводе всегда неизбежно теряется что-то, и в итоге мои слова извратят так, как будет выгодно тому или иному изданию. Нет, нужно было отказаться и поддерживать легенду, выдуманную Марго. Люди видели только мои фотографии, да и то в небольшом количестве, а интервью я и вовсе не давала, чем только подогревала интерес к книгам. Старый прием, но безотказный. И к чему было затевать все это теперь?

Когда я пыталась донести это через Марго до Одри, та только возмущенно всплескивала руками и начинала быстро-быстро сыпать словесным горохом, заставляя меня морщиться и хвататься за голову. Смысл ее речей сводился к одному – я обязана отработать то, что написано у меня в контракте, а там прописаны и пункты о «публичности». Убедить настырную француженку в том, что все это может пойти не на пользу, а только во вред продажам, мне не удалось.

Ночь перед презентацией оказалась сущим кошмаром. Вместо того чтобы выспаться, я просидела на балконе и проплакала. Меня пугало предстоящее мероприятие, пугала собственная беспомощность, зависимость. Да и говорить при таком скоплении народа я не приучена. Будучи профессиональной танцовщицей, публики я не боялась, но тут дело было не в этом. За свой танец я всегда была уверена, знала – выйду и отработаю так, как должна, потому что годы тренировок отточили мое мастерство. А здесь… Ну, кто мне внушил, что я писательница? Кто сказал, что я имею право говорить что-то? Бред…

Марго утром ахнула, увидев мое зареванное лицо.

– Ты что наделала с собой?! Что вообще происходит, а?! Что ты устроила истерику? Нервная барышня, да?!

– Не кричи, Марго, – попросила я, поморщившись, но она уже разошлась не на шутку:

– Сколько я могу нянчиться с тобой? Ты взрослая баба, а ведешь себя как маленькая капризная девочка, которую заставляют делать уроки! Это непрофессионально, Мэри, как ты не понимаешь?!

– А я и не утверждала, что профессионально пишу! – заорала я в ответ. – Я тебе сразу говорила – это плохая идея, пло-ха-я!