Дар волка. Дилогия
Шрифт:
На него нахлынула волна тревоги, грозившей снова перерасти в панику. Чувствовал ли он ее присутствие? Нет, не чувствовал. И его страшило то, что она могла, пребывая в какой-то необъяснимой духовной форме, затеряться в этой темноте.
Он медленно вернулся к парадной двери, продолжая на ходу вглядываться в окружающую тьму. Какой бескрайней и зловещей она казалась и каким далеким и ужасающе безликим был рокот невидимого отсюда океана.
Отчетливо видимым был только дом, грандиозный дом с освещенными окнами и проектами, которые строили его обитатели, дом, походивший
Феликс ждал у открытой двери. Он помог Ройбену снять пальто.
В библиотеке Ройбен рухнул в кресло, большое кресло с высокой удобной спинкой, которое каждый вечер занимал Феликс.
— Но я действительно видел ее, — сказал Ройбен. — Она была там, как живая, на ней был пеньюар, который она надела в ту злосчастную ночь. И он был весь в крови, весь залит… — Он вдруг с резкой болью воочию представил себе недавнее видение. И вновь почувствовал ту же тревогу, которую ощутил при первом взгляде в ее лицо. — Она была… несчастна. Она… она о чем-то просила меня, чего-то хотела…
Феликс стоял молча, скрестив руки на груди. И не пытался скрыть боль, которую испытывал.
— Дождь, — продолжал Ройбен, — похоже, не касался ее, этого привидения или что это было. Она светилась, нет, сияла. Она походила на призрак Питера Квинта из «Поворота винта». И искала кого-то или что-то.
Молчание.
— Что ты почувствовал, когда увидел ее? — спросил наконец Феликс.
— Ужас, — ответил Ройбен. — И, мне кажется, она это поняла. Думаю, она была разочарована.
Феликс снова надолго замолчал. А когда через некоторое время снова заговорил, его голос звучал очень спокойно, очень вежливо.
— Почему ты ужаснулся? — спросил он.
— Потому что это была… Марчент, — сказал Ройбен, стараясь не заикаться. — И значит, что Марчент где-то существует. Значит, Марчент, сохраняя сознание, пребывает где-то, причем не в каком-то блаженном посмертии, а здесь. Разве можно представить что-нибудь другое?
Стыд. Прежний стыд. Он повстречался с нею, любил ее и не сделал ровным счетом ничего, чтобы предотвратить ее гибель. И еще унаследовал от нее этот дом.
— Я не знаю, что это значит, — сказал Феликс. — Мне никогда не доводилось видеть духов. Духи являются к тем, кто способен их видеть.
— Вы мне верите?
— Конечно, верю. Судя по твоему описанию, это не был какой-то туманный силуэт…
— Ничего подобного, — быстро, захлебываясь, заговорил Ройбен. — Я видел жемчужины, которыми был украшен ее пеньюар. Кружева. Я видел старинные плотные кружева с этакими фестонами на вороте, очень красивые кружева. И жемчужный браслет, который она носила, когда я был с нею, тонкий браслет из мелких жемчужин, скрепленных серебряными звеньями.
— Этот браслет ей подарил я, — сказал, а вернее, выдохнул Феликс.
— Я видел ее руку. Она протянула ее так, будто рассчитывала достать до меня сквозь стекло. — Он снова ощутил мурашки по коже, но отогнал это ощущение. — Позвольте задать вам вопрос. Она похоронена здесь, на каком-то семейном кладбище, или где-то еще? Вы были на ее могиле? Стыдно признаться, но мне даже в голову ни разу не пришло пойти
— Ну, ты был не в том состоянии, чтобы посетить похороны, — ответил Феликс. — Ты лежал в больнице. Но я сомневаюсь, что ее похоронили здесь. Мне кажется, что ее останки переправили в Южную Америку. Сказать по правде, я и не знаю, как это было.
— Не могло ли случиться, что она оказалась не там, где хотела?
— Не могу даже представить себе, чтобы для Марчент это имело какое-то значение. — Феликс говорил несвойственным ему невыразительным голосом. — Совершенно не могу, хотя что я о ней знаю?
— Феликс, что-то пошло не так, совсем не так. Иначе она не пришла бы. Посудите сами: я никогда прежде не то что не видел привидений, но даже не имел никаких предчувствий или пророческих снов. — Тут же он вспомнил, что то же самое и почти теми же словами говорила ему нынче вечером Лаура. — Но кое-что о призраках мне известно. Мой отец уверяет, что видел их своими глазами. Он, правда, не любит об этом говорить, особенно за столом, в компании, потому что над ним обычно смеются. Но его предки были ирландцами, и он видел призраки не единожды. Если призрак смотрит на человека, если знает о его присутствии, значит, ему что-то нужно.
— Ну, да, кельты и их привидения… — сказал Феликс без тени насмешки. Ему действительно было тяжело, и последняя реплика была брошена как бы в сторону. — У них есть дар. Поэтому неудивительно, что Фил их видел. Но тебе говорить с ним об этом ни в коем случае нельзя.
— Это я понимаю, — ответил Ройбен. — И все же он — тот самый человек, который может что-то знать.
— И тот самый человек, который сможет понять больше, чем тебе хотелось бы, если ты начнешь рассказывать ему обо всем, что тебя заботит, обо всем, что происходило с тобой под этим кровом.
— Феликс, я все это понимаю, не беспокойтесь. Понимаю.
Его глубоко поразило мрачное, угнетенное выражение лица Феликса. Казалось, что Феликс вот-вот обрушится под напором собственных мыслей.
Внезапно Ройбену стало стыдно. От этого видения он не только перепугался, но и испытал подъем. Оно наполнило его энергией, и у него не проскочило ни единой мысли о Феликсе и о тех чувствах, которые Феликс, несомненно, должен был испытывать сейчас.
Феликс вырастил Марчент, а того, как он знал и любил Марчент, Ройбен не мог даже представить себе, а он, Ройбен, вновь и вновь говорит о ней, хотя призрак, это чудесное и неповторимое достояние, должен был принадлежать ему. И Ройбена внезапно охватил стыд.
— Я сам не знаю, что несу, да? — вопросительным тоном произнес он. — Но я точно знаю, что видел ее.
— Ее убили, — сказал Феликс тем же тихим надрывным голосом. Потом сглотнул и обхватил себя руками за плечи; Ройбен никогда прежде не замечал за ним такого жеста. — Иногда бывает, что жертвы убийств не могут покинуть место гибели.
Они надолго замолчали, а потом Феликс повернулся спиной к Ройбену и подошел поближе к окну.
— О, почему я не вернулся раньше? — надрывно проговорил он. — Почему не дал ей знать о себе? О чем я думал, пока она год за годом оставалась одна?..