Дар волка. Дилогия
Шрифт:
— Но у Маргона же хватило искренности именно так прямо и откровенно ответить на наш вопрос.
— Маргон пересказал вам старый миф, — сказал Тибо, — который выдает за правду, потому что вам требовался миф, вам нужно было узнать, откуда он взялся.
— Вы хотите сказать, что все это ложь? — удивился Стюарт.
— Ни в коем случае, — ответил Тибо. — Откуда мне знать, как все было на самом деле? Но учитель любит рассказывать. И его рассказы время от времени меняются. Мы не наделены беспорочной памятью. Истории живут своей
— О, нет, только не это! — воскликнул Стюарт, похоже, всерьез расстроенный этими словами; его голубые глаза сверкнули словно от гнева. — Маргон — единственное стабилизирующее начало в моем новом существовании.
— А нам необходимо стабилизирующее начало, — чуть слышно поддержал его Ройбен. — Особенно такое, которое рассказывает нам о том, как устроено это самое существование.
— Вы оба попали в исключительно надежные руки, — сказал Тибо. — Что же касается вашего ментора, то это была шутка.
— Но как насчет того, что он рассказывал нам о морфенкиндерах? — вскинулся Стюарт. — Это, надеюсь, правда, верно?
— Сколько можно спрашивать одно и то же? — вновь вступил в разговор Сергей. Его голос звучал гораздо глубже, чем у Тибо, скорее бас, чем баритон, и заметно грубее. — То, что он вам говорит, — правда, насколько ему известно. Чего еще можно хотеть? Правда ли, что я происхожу из того племени, которое он описывал? Я не знаю. И откуда мне знать? Морфенкиндеры есть везде, по всему миру. Но я скажу одно: я никогда не встречал среди них такого, кто не уважал бы Маргона Безбожника.
Это немного успокоило Стюарта.
— Маргон — легенда среди бессмертных, — продолжал Сергей. — Где угодно можно встретить таких бессмертных, для которых нет ничего лучше, чем полдня просидеть подле ног Маргона. Вы сами в этом убедитесь. Полагаю, довольно скоро. Но принимать все, что говорит Маргон, за аксиому все же не следует.
— У нас нет времени на все это, — с саркастической ноткой в голосе сказал Тибо. — У нас слишком много дел, реальных дел, всяких мелочей, от которых действительно зависит жизнь.
— Например, сложить несколько тысяч салфеток, — подхватил Стюарт, — почистить кофейные ложечки, повесить украшения и позвонить моей матери.
Тибо чуть слышно рассмеялся.
— И правда — чем был бы сейчас мир, не будь салфеток? Что делала бы без салфеток западная цивилизация? Мог бы Запад существовать и процветать без салфеток? И кем бы ты, Стюарт, был без твоей матери?
Сергей громко, раскатисто расхохотался.
— Ну, я-то точно знаю, что вполне могу прожить без салфеток, — сказал он и облизал пальцы. — Эволюция салфеток идет от полотна к бумаге, и мне отлично известно, что без бумаги Запад существовать не может. Вообще. А ты, Стюарт, еще слишком мал для того, чтобы существовать без матери. Мне твоя мать нравится.
Сергей отодвинул стул, одним глотком допил пиво и направился
Тибо сказал, что им тоже пора взяться за дело, и первым направился к выходу. Но ни Ройбен, ни Стюарт ни встали с мест. Стюарт подмигнул Ройбену, а тот повернулся и бросил многозначительный взгляд на Лизу, которая стояла у него за спиной.
Тибо задержался было в дверях, но потом пожал плечами и пошел дальше, не дожидаясь своих молодых сотрапезников.
— Лиза, не могли бы вы оставить нас на несколько минут? — спросил Ройбен.
Неодобрительно усмехнувшись, но, не сказав ни единого слова, она вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Стюарт с трудом дождался этого мгновения.
— Что за чертовщина тут происходит? Почему Маргон сердится? Они с Феликсом не разговаривают друг с другом. И с Лизой что за штучки? И, вообще, что творится?
— Даже и не знаю, с чего начать, — ответил Ройбен. — Если я до ночи не поговорю с Феликсом, то, наверно, сам сойду с ума. Но что ты имел в виду насчет Лизы? Что тебя удивило?
— Шутишь, что ли? Это ведь не женщина, это мужчина! Разве не заметил, как «она» ходит и движется?
— О, так вот в чем дело… — протянул Ройбен. — Ну, конечно…
— Меня это совершенно не волнует, — сказал Стюарт. — Кто я такой, чтобы ее осуждать? Хочет ходить в бальном платье — пусть ходит. Я гей, защитник прав человека. Хочет играть в Альберта Ноббса — почему бы и нет? Но и у нее, и у Хедди, и у Жана-Пьера есть и другие странности. Они не… — Он умолк, не договорив фразы.
— Что — не?
— Они голыми руками хватаются за горячие предметы, — сказал Стюарт, без всякой необходимости понизив голос до шепота. — Они обливаются кипятком, когда готовят кофе или чай. Представляешь, кипяток плещет им на пальцы, течет по рукам, а им хоть бы что. И все спокойно говорят обо всем на свете, даже если они стоят рядом. Маргон сказал, что мы со временем все поймем. А времени-то сколько на это потребуется? К тому же в доме происходит что-то еще. Даже не знаю, как об этом рассказать. Звуки какие-то, будто по дому шляются невидимки. Только не думай, что я спятил.
— Почему я должен так думать? — осведомился Ройбен.
Стюарт дурашливо расхохотался.
— И правда! — Он немного покраснел, отчего его веснушки снова стали заметнее, и покачал головой.
— Что же еще ты чувствуешь? — поинтересовался Ройбен.
— Я вовсе не о призраке Марчент, — словно оправдываясь, сказал Стюарт. — Слава богу, я ее не видел. Я знаю, что тебе она являлась, но я — не видел. Но говорю тебе, в доме по ночам происходит что-то еще. Вещи двигаются, шорохи какие-то. Маргон об этом знает, и просто в ярости. Он сказал, что во всем виноват Феликс, что Феликс суеверный безумец, что это должно быть связано с Марчент и что Феликс делает ужасную ошибку.