Дар волка. Дилогия
Шрифт:
— Представляю себе такое, — сказала она. — Но почему все это тебя расстраивает?
— Вовсе нет, — возразил он.
— Вовсе да. Ты печален. Когда ты заговорил об этом, у тебя изменился голос.
— О, сам не знаю. Если это и печаль, то, пожалуй, светлая. Просто я перехожу из одного мира в другой и сейчас застрял на пороге или, может быть, сделался частью обоих миров, но реальный мир, мир моих родителей, моих старых друзей… он не способен познать мой новый мир и не может заметить, какая часть меня переменилась.
— Зато это знаю я, — сказала она и поцеловала его.
Он понимал, что если обнимет ее, то не
— Мы с тобой создадим новый союз, правда? — спросил он. — Я имею в виду — новый союз в новом мире.
— Да, — ответила она. — И я хочу, чтобы ты, когда мы увидимся в Рождественский сочельник, твердо знал: я твоя невеста в этом мире, если ты этого пожелаешь.
— Если пожелаю? Да я жить без тебя не могу. — Это была чистая правда. Ну и что из того, что его пугало ее предстоящее преображение в волчицу? Этот страх он преодолеет. Любовь поможет ему в этом, а в том, что он любит ее, не могло быть никаких сомнений. С каждым днем, проведенным в отрыве от нее, он все сильнее убеждался в своей любви.
— В Рождественский сочельник я стану твоим мужем, — сказал он. — А ты — моей нареченной супругой, и это, да, это утвердит наш союз.
После этого расставаться с нею было еще трудней. Тем не менее он заставил себя очень быстро поцеловать ее в обе щеки и выскользнуть из машины. А потом стоял на дороге и смотрел ей вслед.
Она выехала на шоссе ровно в два часа.
Ройбен отправился обратно в «Таверну».
Там он проскользнул в зарезервированный для их компании номер и, воспользовавшись сначала уборной, наскоро набросал небольшой очерк о фестивале для «Обзервера» и отправил его по электронной почте редактору Билли Кейл, присовокупив приписку, что, если она сочтет нужным, он сможет позднее дополнить статью.
Билли уже выехала на прием, но он знал, что в таких случаях она нанимает для себя и своих сотрудников машину с водителем и поэтому вполне может разобраться с материалом и по дороге.
Действительно, ответ «Да и да» поступил, когда он в обществе Феликса и остальных собирался покинуть «Таверну». В небе впервые за день проглянуло солнце. Билли писала, что его статья о рождественских традициях получает больше всего откликов на сайте газеты. В завершение она попросила добавить к заметке короткий абзац о том, что во время рождественского праздника в городе не видели и не слышали Человека-волка. «Да», — коротко ответил Ройбен и за две минуты выполнил пожелание редактора.
Приветствовав очередную группу телерепортеров, Ройбен и Феликс расстались со Стюартом и Маргоном и отправились в запланированный обход торговых мест. Феликс рассчитывал серьезно поговорить со всеми торговцами и ремесленниками, чтобы выяснить, как у них идет торговля и что нужно сделать, чтобы через год все получилось еще лучше.
Ройбен переходил от прилавка к прилавку, рассматривая то изумительную обливную керамику — миски, тарелки и кружки, каждая из которых была хороша сама по себе и не походила ни на одну другую, — то кукол с головами из сушеных яблок, то лоскутные одеяла, вездесущие лоскутные одеяла, и вскоре у него закружилась голова. Кожевенники продавали поясные ремни и сумочки, мастера бижутерии — латунные пряжки к этим ремням, ювелиры — разнообразные поделки из золота
Феликс успевал уделять внимание всем и каждому, вдумчиво кивал, выслушивая похвалы или жалобы. Запас визитных карточек в его карманах казался неисчерпаемым. Он с готовностью брал у торговцев кружки с медом и элем, но редко делал больше одного глотка.
И все это время Феликс казался чрезвычайно, чуть ли не безумно счастливым; время от времени ему требовалось ненадолго укрыться от людей в каком-нибудь подсобном помещении или туалете, иногда они с Ройбеном ныряли в какой-нибудь переулок, где оказывались в обществе отверженных, которые прятались туда, чтобы украдкой покурить, а потом с виноватым видом и с извинениями возвращались к тем, кого «спасали» от своей привычки.
Да, у Ройбена то и дело начинала кружиться голова, но это была не дурнота, а, напротив, приятное ощущение, как-то связанное и с рождественскими хоралами, звуки которых то и дело прорезались сквозь гомон толпы, и огромными рождественскими венками на всех дверях, и с запахом хвои, и со свежим сыроватым ветерком.
В конце концов он потерял Феликса. Он растерял всех знакомых.
Но и это ему понравилось. Он иногда останавливался, чтобы сделать в айфоне запись для следующей статьи, но по большей части брел куда глаза глядят, умиротворенный и восхищенный пестрой суетой, смехом и визгом детей, неуверенным, но неуклонным движением покупателей вдоль прилавков, которое временами начинало походить на танец.
В глазах у него, словно в калейдоскопе, кружились аркады торговых рядов и лица продавцов. Он разглядывал бесчисленные прилавки с рождественскими украшениями — в основном это были крохотные феи и эльфы — и изумительные деревянные резные игрушки. Куда ни глянь, торговали ароматным мылом, пенами для ванн, пуговицами, разноцветными нитками, лентами, кружевами, экстравагантными шляпами. Или винтажными шляпами? Кто-то недавно рассказывал ему об этих самых винтажных шляпах, именно такого типа, с широкими полями и цветами. Он, правда, не мог вспомнить, кто именно. А еще на каждом шагу продавались маканые свечи, благовония и почтовая бумага — все ручной работы.
Но изредка попадались и прилавки, где были выставлены настоящие произведения искусства, скажем, резные деревянные фигурки животных и статуэтки, ничуть не похожие на большеглазые коммерческие поделки других мастеров, и у некоторых ювелиров золотые и серебряные брошки поражали изяществом, а у одного из торговцев шелковые и бархатные шейные платки были расписаны чрезвычайно оригинальными узорами.
Имелся там и художник, выставивший абстрактные картины, не снабженные ни подписями, ни объяснениями, и женщина, продававшая узоры для декупажа из обрезков кружева, золотой тесьмы и ярких вырезок из картинок Викторианской эпохи. Кто-то торговал самодельными деревянными дудочками, тибетскими медными колоколами и поющими чашами, цитрами и барабанами. Один торговец разложил непереплетенные нотные записи, а другой — изрисованные и потрепанные детские книжки середины прошлого века. А какая-то женщина наделала из старых серебряных ложек красивые браслеты и кольца для салфеток.