Дар волка
Шрифт:
— Ох, — тихо сказал он, не в состоянии посмотреть на нее. Что ж, по крайней мере, она не назвала его малышом или мальчиком. — Это хорошо? Или плохо?
— Ты серьезно?
Он пожал плечами.
— Ну, просто неожиданно, — призналась она. — Прости, Ройбен. Не надо было мне смеяться.
— Ничего страшного. Ведь это же не главное, так?
Они доехали до засыпанной гравием дороги к ее дому. Он повернулся к ней. На ее лице была озабоченность, искренняя. И он не удержался, улыбнувшись, чтобы утешить ее. И лицо ее сразу
— Сам понимаешь, в истории о Царевне-лягушке всегда есть лягушка, — сказала она, совершенно искренне. — А в этой… в этой лягушки нет.
— Гм. Это совсем другая история, Лаура, — ответил он. — История о Джекиле и Хайде.
— Вовсе нет, — возразила она. — Я уверена, что это не так. И не «Красавица и Чудовище». Может, совершенно новая сказка.
— Да, новая сказка, — с готовностью согласился он. — А следующей строкой станет фраза «Убирайся на хрен из Додж-Сити».
Она наклонилась и поцеловала его. Его, а не огромного лохматого зверя, похожего на волка.
Он взял ее лицо в ладони и поцеловал ее, медленно, со всей любовью. Это было совершенно по-другому, по-старому, по-человечески, и непередаваемо приятно.
18
На то, чтобы собраться, у нее ушло меньше пятнадцати минут. Она сходила к соседу и попросила его, чтобы тот забрал ее машину из города и приглядел за домом, пока ее не будет.
Дорога в Нидек Пойнт заняла почти четыре часа, как и в прошлый раз, по большей части из-за дождя.
И всю дорогу они говорили, не переставая.
Ройбен рассказал ей обо всем происшедшем. С самого начала и во всех подробностях.
Рассказал о том, кем был до того, как все началось, — про семью, про Селесту, про Джима, про многое другое. Слова лились из него потоком, иногда немного несвязно. Она расспрашивала его, вежливо, осторожно, с любопытством, даже о том, чего он стеснялся или даже стыдился.
— Было невероятной случайностью то, что меня вообще взяли в «Обсервер». Билли была знакома с моей матерью и просто сделала одолжение. Но потом ей понравилось, как я пишу.
Он рассказал, как был Солнечным мальчиком в глазах Селесты, Малышом в глазах матери и Джима, как потом Билли стала называть его Чудо-мальчиком. Лишь отец звал его Ройбеном. Она снова рассмеялась и не сразу смогла остановиться.
Но было так легко рассказывать это ей и слушать то, что говорит она.
Лаура видела доктора Грейс Голдинг в утренних ток-шоу. Однажды встречалась с Грейс на официальном мероприятии. Голдинги спонсировали охрану окружающей среды.
— Я читала твои статьи в «Обсервер», — сказала она. — Всем нравится то, что ты пишешь. Мне порекомендовали читать твои статьи другие.
Он кивнул. Это бы имело значение, не случись уже то, что случилось.
Они говорили с Лаурой о ее жизни в Редклиффе, о ее покойном муже. Темы детей едва коснулись. Она не хотела долго говорить об этом, Ройбен
А папа был ее наставником, определившим ее жизнь. Она и Сандра выросли в Мьюирском лесу, учились в школе на Истерн, ездили на каникулы в Европу, но фантастический рай лесов Северной Калифорнии всегда был на первом месте в их жизни.
Да, она думала, что Ройбен — Дикий Человек из Леса, первобытный, пришедший из северных лесов, потомок таинственных существ, живших в гармонии с природой, но неожиданно столкнувшихся с ужасом распространяющихся повсюду городов.
Небольшой дом в лесу принадлежал ее деду, и она застала его в живых, маленькой девочкой. На втором этаже были четыре спальни, которые теперь все пустовали.
— Мои мальчики успели поиграть в лесу целое лето, — тихо сказала она.
Они с легкостью рассказали друг другу истории своих жизней, ничего не утаивая.
Ройбен рассказал про учебу в Беркли, про раскопки за океаном, про Грейс, Фила и Джима, она рассказала про свою жизнь в Редклиффе, про то, как ее муж в одночасье разрушил ее жизнь. Она была совершенно предана отцу. А тот, в свою очередь, ни слова не сказал ей, когда она выходила замуж за Колфилда Хоффмана, вопреки его возражениям, четким, но очень вежливым.
Проводила жизнь на вечерах, концертах, в опере, на приемах в Нью-Йорке вместе с Колфилдом. Теперь это казалось сном. Квартира в таунхаусе к востоку от Центрального парка, няньки, бешеный темп жизни, богатство — всего этого будто никогда не было. Иногда она просыпалась по ночам, не в силах осознать, что у нее вообще когда-то были дети, не говоря уже о том, какой смертью они погибли.
И они снова заговорили о странной жизни, которой теперь жил Ройбен, про ту ночь, когда на него напали в коридоре дома в Мендосино. Принялись рассуждать.
Он изложил ей свою безумную гипотезу насчет имени Нидек, но эта связь выглядела совершенно ненадежной. Вернулся к тому, что существо, которое передало ему этот «дар», как он его называл, вполне может оказаться скитающимся чудовищем, прошедшим через эту часть мира, неизвестно откуда и неизвестно куда.
Описал в деталях превращение. Рассказал о том, как исповедался Джиму, брату.
Она не была католичкой, так что не очень доверяла тайне исповеди, но приняла тот факт, что Джим искренне верует, как и искреннюю любовь Ройбена к брату.
С научным подходом у нее было несколько лучше, чем у него, хотя она и несколько раз подчеркнула, что не является ученым. Спросила про анализы ДНК, задала вопросы, на которые он не мог ответить. Видимо, он оставлял небольшие следы ДНК везде, где убивал злодеев, но понятия не имел, что эти анализы могут дать.
Они сошлись на том, что анализ ДНК — самое опасное из всего, что есть у других против него. И не знали, что делать дальше.