Дар выживания
Шрифт:
– Док, что вы несёте? На хрена я правительству, - сумел выдавить я, теряясь в догадках.
– На фоне амнезии вы очень чётко владеете ситуацией, вы не помните события жизни, но отчётливо осознаете всё, вам знакомы понятия этого мира, - продолжал учёный. – Пока вы были в состоянии послеоперационного покоя, я задавал вам вопросы. Может, вы этого не помните, но ответили на все поставленные вопросы, от самых простых , вроде дважды-два, до политической обстановки в мире.
– То есть?
– То есть, памяти как бы нет, но она есть, - подытожил более простыми словами профессор. – Поэтому вы нам интересны.
–
– Сейчас ещё рано говорить, Алексей, у вас восстановительный период, вы ещё слишком слабы. Да и сложностей много. В производстве уголовное дело по вашему происшествию, вас ещё ждут визиты полицейских, следователей и так далее. За этой дверью целая очередь желающих поговорить с вами.
Блин, да что ж я натворил-то?! Зачем вокруг все эти люди? А Несинский продолжал:
– А вот после того, как пройдёт восстановление и решатся некоторые трудности, я бы хотел отвезти вас в Иркутск, в свою лабораторию. И там провести некоторые исследования.
– Подопытным кроликом хотите меня сделать? – недоверчиво буркнул я.
– Нет-нет, что вы! – замахал руками профессор. – Всё с вашего согласия и согласия вашей семьи само собой! Причём на возмездной основе!
– С этого места поподробней, - почти шёпотом проговорил я, теряя силы. И так слишком много наговорил за сегодня.
– Я предлагаю вам заключить контракт с нашей лабораторией на время исследований, а взамен вы получите, кроме квалифицированной помощи, финансовое вознаграждение. – совершенно серьёзно заявил Олег Николаевич. – Более того, я могу сделать так, чтобы и восстановительный период был оплачен, ведь мы уже с вами работаем.
– Мне нужно подумать и посовещаться с семьёй, - ответил я, а сам подумал, что предложение-то заманчивое, как ни крути. Мозги начали работать, в отличие от тела. Я понимал, что моё состояние отражается, в том числе, и на семейном бюджете. Значит, финансовые вливания не помешают.
– Конечно-конечно, время ещё есть, - заверил меня Несинский, в очередной раз поправив очки на переносице. Я уже отметил эту его особенность – он всегда тянулся к очкам, когда дело его очень интересовало.
– Но будут условия.., - я сделал паузу, ожидая реакции профессора, а тот превратился в слух, давая добро, и я добавил. – Во-первых, скажите своим псам, чтобы не трогали мои вещи. Во-вторых, в этом исследовании не должно присутствовать никакой неведомой химии, - Олег Николаевич размеренно кивал, - и ещё, верните мне девушку с серыми глазами, которая за мной ухаживала. Вашим безликим шестёркам плевать на меня, а та медсестра обо мне заботилась.
– Вообще-то я специально оградил персонал больницы от вашего выздоровления, – заметил Несинский, закинув ногу на ногу. – У них в таких деликатных делах опыта нет, да и ситуация серьёзная. Посторонним людям в эту палату вход воспрещён, во избежание эксцессов. Вы в курсе, что вас охраняют? Возле палаты дежурят сотрудники, если что. Причём, не полиции.
– Да мне плевать, - вновь собравшись с силами, выпалил я. – Хотите сотрудничать – верните мне мою медсестру.
– Хорошо-хорошо, - профессор сделал примирительный жест ладонями. – Мы вернём медсестру, но только её. Просто люди, с которыми у вас в ту ночь возник конфликт, не хотят пускать дело на самотёк. Виновным грозят крупные сроки, а у некоторых
– Док, что я сделал? Куда засунул свой нос?
– Вы вступили в конфликт с отморозками, вам серьёзно досталось. Им от вас досталось тоже, включая переломы, сотрясения и вывихи. Видимо, хорошая подготовка была в прошлом.
– Не напоминайте мне про прошлое, я ничего не помню, - буркнул я напоследок. – Всё, жду ваших шагов. Я очень устал.
***
Несинский пожал плечами, удручённо вздохнул и согбенно удалился из палаты, поняв, что сейчас от меня больше ничего не добьётся. И не добился бы, ведь в голове полный бардак. Мысли путались, но лейтмотивом являлось происшествие, из-за которого я нахожусь здесь. С кем и почему я сцепился? Зачем так рисковал? Ничего непонятно. И мне никто толком ничего не объяснил, к сожалению. И не объяснит, пока я не окрепну, ну а потом придут добрые дяди или тёти в форменной одежде и приоткроют завесу тайны. Но… Мне хотелось знать всё уже сейчас.
Впрочем, помаявшись этой проблемой, я уснул, а сон, как известно, всему голова. Пробуждение сквозь вернувшуюся боль мне не понравилось, но ощущение быстро прошло, потому что перед собой я увидел знакомые серые глаза. Думаю, если я мог улыбаться через боль, то сделал это.
– Доброе утро, - непринуждённо сказала девушка, промакивая ватным тампоном пот с моего лба.
– Привет, - прохрипел я, пытаясь улыбнуться.
– Дышите глубже, всё пройдет, - посоветовала медсестра, на секунду исчезнув из зоны видимости. Через мгновение я почувствовал коснувшийся взмокшего лба ветерок. Не иначе, как девица приоткрыла окно.
– Спасибо, - я блаженно закрыл глаза от приятного ощущения свежести. Вновь открыл их, глянул в серые озера. – Где пропадала?
– Да так, - медсестра потупила взор, - нам запретили входить в вашу палату. Не знаю, почему меня вернули.
– Так надо, - попробовал усмехнуться я, но закашлялся. Видимо, приступ во сне оказался серьёзным.
– Пока не надо делать ни лишних движений, ни изображать эмоций. Вы слишком слабы, – тревога мелькнула в глазах заботливой медсестры. Кстати, маску она так и не снимала. По этому поводу, видимо, тоже имелись указания.
– Несинский говорит, что, наоборот, быстро поправляюсь,- я кашлянул в последний раз, удивлённо разглядев ярко-красный сгусток, вылетевший из моего рта на белую простыню. – Обманул, гад.
– Это остаточные явления, - девушка вытерла сгусток и положила лёгкую, теплую ладошку мне на грудь. – Ещё некоторое время такое будет происходить. Раны заживают постепенно.
Под ненавязчивым давлением невесомой руки я довольно скоро успокоился, боль немного утихла. Стало легче дышать. А медсестра продолжала:
– Профессор не врёт. Вы поправляетесь очень быстро. Прошло всего-то две недели после… этого, – она потупилась вновь, видимо, считая, что не следует при мне заводить разговор о том, что я как раз и желал узнать.
– Не молчи, девочка, - умолял я. – Что со мной произошло? Всё равно мне пока никто не скажет. А ты добрая, так что давай, колись.
Опешив от подобного наезда, моя нянька выпучила на меня глаза. Раздумья длились недолго, но когда она начала говорить, слова иногда сбивались в кучу.