Дар
Шрифт:
Дверь ванной закрылась за Патрицией. Мигель выключил свет, чиркнул спичкой и зажег толстую свечу, стоящую на ночном столике. Он разделся, сел на кровать, отстегнул ремень, крепящий протез на ноге, – теперь это было куда проще, чем разбираться со сложной системой, опутывавшей его ногу прежде. Протез скользнул на пол.
Он поглядел на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную; время от времени эта полоска исчезала – источник света заслоняла Патриция.
Патриции хотелось промчаться по комнате и рухнуть в объятия Мигелю, но она внезапно почувствовала неизъяснимую робость. Он сидел на постели совершенно обнаженный. Его тело походило на безупречную статую мускулистого атлета, оливковая кожа казалась в свете свечи медвяной. Ей было не видно выражение его лица. Глубоко вздохнув, она позволила халату медленно соскользнуть с ее плеч.
Он откинулся на локтях, упиваясь каждым моментом представшего перед ним зрелища.
– Ты прекрасна, – сказал он.
– И ты тоже, – прошептала она.
– Посмотри на меня, – голос его был мягок, но тон – властен.
– Я смотрю.
– Посмотри на меня всего.
Медленно-медленно она подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Ласковым движением руки она прикоснулась к его изуродованной ноге. Он не пошевельнулся.
– Я хочу тебя, Мигель.
Он погрузил пальцы в ее волосы, затем притянул Патрицию к себе и страстно поцеловал в губы. Они были раскрыты. По всему ее телу пробегала дрожь. Это же ощущение она испытала, когда он впервые поцеловал ее на конюшне. Но тогда ей стало страшно, а сейчас – ничуть.
– Ах, Мигель, – прошептала она, – мне так жаль, что я оттолкнула тебя той ночью.
Он засмеялся резким гортанным смехом.
– Только смотри, не оттолкни меня сегодня.
И он, втащил ее на постель, перекинув через себя. – Никогда… никогда…
Он ласкал ее шею, грудь, нежно прикоснулся к соскам и почувствовал, как они затвердели под его пальцами, потом провел рукой по ее плоскому животу и огладил округлости бедер. Затем его пальцы скользнули ей в лоно.
Патриция тихо застонала, когда он, охваченный нетерпением и страстью, вошел в нее.
Глава XV
У главных ворот зазвонил колокольчик. Мигель, беспокоясь о том, как бы этот шум не потревожил отца, только что уснувшего после трудного дня, быстро пересек двор. Что за время для неожиданного визита! И особенно сейчас, когда он предвкушал вечер наедине с Патрицией.
Он открыл ворота и встретил горящий взгляд темных глаз Исабель.
– Исабель? А я… А я как раз собираюсь уезжать.
– Но я приехала вовсе не к тебе. Я приехала к твоему отцу.
В руках у нее был большой букет
– Я передам ему эти цветы, – сказал он, забирая букет. – Отец не может принимать посетителей: он очень слаб.
– Ах… Какая жалость!
– Благодарю за сочувствие.
Он попытался было закрыть ворота, но ее рука взметнулась вверх и не дала ему сделать этого.
– Мигель, не прогоняй меня. – Ее лицо было на расстоянии всего нескольких дюймов от его лица. – Я ведь тоже больна.
– Тогда тебе стоит обратиться к доктору.
– Я говорю серьезно. Я больна, я смертельно больна из-за того, что не вижусь с тобой.
– Исабель, прошу тебя… Мне не хочется говорить об этом. У меня сейчас много других проблем – я думаю только об отце.
На ее губах появилась кривая усмешка.
– Вот как? А мне казалось, что тебя куда больше занимает эта злосчастная наследница огромного состояния.
Мигель был поражен.
– Тебе не обмануть меня, – продолжила меж тем Исабель. – А она не сообщила, что ее только что выпустили из сумасшедшего дома?
Мигель ударил ее по лицу.
Исабель медленно поднесла к щеке руку в перчатке. Но прежде, чем она успела сказать хоть что-нибудь, из тьмы во дворе донесся голос Патриции:
– Мигель, где же ты?
– Сейчас приду!
Глаза Исабель превратились в две непроницаемо-черные точки.
– Поторопись, Мигель, – выдохнула она. – Не заставляй ее ждать.
Она отшатнулась, и Мигель, охваченный яростью, захлопнул за нею ворота.
– Кто-то приехал? – спросила Патриция, когда он подходил к дому.
– Нет, это всего лишь привезли цветы отцу. – Он показал ей букет. – Велю служанке поставить их в воду.
Ему нужно было несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Разумеется, Патриция рассказала ему о своем пребывании в лозаннском санатории, но откуда об этом стало известно Исабель?
– Мистер Кардига! – послышался из темноты голос Патриции. – Расслабьтесь, мистер Кардига, расслабьтесь!
Патриция нежно обняла его, и улыбка у нее на лице заставила позабыть обо всем, связанном с Исабель.
На занятиях в школе верховой езды Патриция считалась любимой ученицей наставника. Резкий приказ или даже грубый упрек, обращенные к кому бы то ни было другому, превращались, если речь заходила о ней, в мягкий совет или в сопровождаемую улыбкой и комплиментом рекомендацию. Другие учащиеся перешептывались у нее за спиной, и Патриция не знала, догадываются они или нет об истинном положении вещей. Но когда он усадил ее на Ультимато, на которого не позволял садиться никому, шепоток сменился понимающими ухмылками.