Дара. Анонимный викторианский роман
Шрифт:
Для меня было вполне очевидно, что для того, чтобы наши отношения могли продолжаться, он должен почувствовать себя хозяином положения, а я должна себя вести, как его послушная раба. Мне было нелегко свыкнуться с этой ролью, но все же это было намного лучше, чем, если бы мы оба испортили себе нервы постоянными ссорами и борьбой самолюбий. Мне совершенно не улыбалась перспектива провести целый день во взаимных обидах и унынии, и я решила как можно скорее уладить это дело.
Стоя перед ним босиком, в одной сорочке, я потупила глаза и всем своим видом постаралась выразить раскаяние и смирение.
— Адам, мне ужасно стыдно за то, что я сказала тебе сегодня ночью. Прости меня, пожалуйста, — произнесла
Гнев и обида все еще кипели в нем и искали выхода. Он угрюмо уставился на меня.
— Да ты просто зазнавшаяся сучка с тощим задом. Я твоих выкрутасов терпеть не собираюсь! Так что, лучше бы тебе поутихнуть, да попридержать язык. Поняла?
Он поднес к моему носу кулак.
— Ты ведь, небось, думаешь, что ты лучше меня? Думаешь?
— Нет, Адам, вовсе нет, — ласково возразила я.
Это сбило его с толку, и он нерешительно пробурчал:
— Знай свое место, а то я тебе живо шкуру разукрашу.
К тому времени, как мы добрались до Ковент-Гарден, Адам уже успокоился и снова стал самим собой — жизнерадостным и добродушным, как обычно. Мне досталась нелегкая работа — толкать вместе с ним тяжело нагруженную тележку вверх, по мрачным, узким булыжным улочкам, в центр, где можно было с выгодой продать фрукты и овощи. Несмотря на то что погода была промозглая, а от непрерывно моросившего с неба дождика мы оба быстро промокли насквозь, Адам не терял своей обычной веселости и был разговорчив, как всегда, пытаясь рассмешить бледных и изможденных женщин, которые выходили из домов на его призывные крики, чтобы купить у него «а-атличную морковку по пенсу за пучок», в своих безвкусных, тоненьких платьях, совсем не защищавших их от холодного ветра и дождя.
К концу дня я устала, как собака, и мечтала только о том, чтобы поскорее забраться в постель и заснуть. Но Адам настоял на том, чтобы мы снова провели вечер в «Щербатой луне». Впрочем, уютная атмосфера таверны и теплое приветствие, которым встретила меня Флорри, быстро вернули мне бодрость духа.
Рядом с Томом Биггсом сидел какой-то карлик. Он был так уродлив и смешон, что я никак не могла удержаться и все время украдкой посматривала на него. Я пыталась сосредоточиться на разговоре, который вели Том и Адам, но постоянно чувствовала беспокойство от того, что его выпученные глаза неотрывно следили за каждым моим движением. С той самой секунды, как я уселась за стол напротив него, он не сводил с меня глаз. Каждый раз, когда я бросала на него затравленный взгляд, его жирные губы растягивались в сатанинскую ухмылку, которая совершенно выбивала меня из колеи.
Заметив, что карлик мной заинтересовался, Адам пихнул его в бок:
— Нечего тебе на нее пялиться. Один черт, ей твоя куцая бобышка как слону дробина.
Карлик повернулся к нему и наклонил свою тяжелую голову.
— Этой самой «бобышкой» я не один десяток баб порадовал, и никто не жаловался.
Он показал Адаму толстый, красный язык.
— Сам, небось, знаешь, как они говорят: мол, «длинный да тонкий вползает, как червяк, а короткий да толстый — разогреть мастак».
На какое-то мгновение я отвела от карлика взгляд. Этого оказалось достаточно, чтобы он успел скрыться из виду. Я стала растерянно оглядываться, пытаясь понять, куда он подевался, и внезапно почувствовала, как что-то ползет вверх по моей ноге. Пошарив пальцами под столом, я наткнулась на середине своего бедра на чью-то руку. Я издала возмущенный вопль и откинулась назад, к общему веселью, опрокинувшись на пол. Под раскаты громового гогота я вскочила на ноги и, увидев поднявшуюся над столом довольную физиономию карлика, изо всей силы ударила по ней кулаком.
Тут в дело вмешалась Флорри, которая подбежала к нашему столу, нежно обняла меня за плечи и, отведя за стойку, налила мне стаканчик
— Вот, малышка, выпей-ка это. С этим чертовым лилипутом никогда не знаешь, что он через минуту вытворит.
К моему отвращению, Адам и Том Биггс тряслись от хохота. Когда они увидели, с какой ненавистью я смотрю на карлика, они заржали еще громче. Усиливая всеобщее веселье, маленький мерзавец взобрался на стол и принялся дразнить меня, быстро втыкая большой палец одной руки в кулак другой. Празднуя свою победу и радуясь моему замешательству, он выплясывал на столе своими жирными кривыми ножками бешеную ирландскую джигу под аккомпанемент хлопков Адама и Тома.
Ко мне подошел угрюмый хозяин таверны и, уставившись на меня, жестом приказал мне вернуться на свое место. Я уже хотела подчиниться, но Флорри взяла меня за руку.
— Не обращай на него внимания, — негромко сказала она, — стой спокойно.
Свиное Рыло, как его метко окрестила Флорри, был здоровенный детина с багровой от пьянства физиономией. Чахлая поросль его волос была кое-как зализана на макушку в тщетном усилии скрыть блестящее пятно потной лысины.
Видя, что его приказ оставлен без внимания, он отвернулся и грубо прикрикнул на Сопливку — беспризорную девчонку, за харчи помогавшую по хозяйству, — сказав ей, чтобы она немедленно принесла чистые кружки. Сопливка, очевидно, вполне заслужила свое неблагозвучное прозвище, потому что непрестанно шмыгала мокрым носом.
Чтобы поддержать разговор, я обратилась к своей спасительнице:
— Флорри, а вы с Сопливкой прямо здесь в таверне и живете?
— Да, у нас с ней одна комната наверху. Так я могу за ней присмотреть и уберечь от Свиного Рыла. Бедняжке не слишком-то повезло в жизни. Родилась в приюте для бедных, прожила в нем до двенадцати лет, а там вышвырнули ее на улицу, и отправилась она зарабатывать себе на хлеб, как умеет. Она ведь ничего о жизни не знала, тыкалась, как щенок слепой, а когда я ее подобрала, так она уже полумертвая была с голодухи. Лежала себе у крыльца, свернувшись… Привела я ее в дом, супом горячим отпоила. А нам как раз нужна была помощница. Вот я и уговорила Свиное Рыло, чтобы он ей позволил остаться… Скоро уж год, как она у нас живет. — Она быстро взглянула на своего хозяина и заговорила шепотом: — На его брюхо посмотреть, так в жизни не поверишь, что он — самый настоящий кобелина. Так и клеится к девке, так и липнет. А она ведь не пожалуется никогда — боится, что он ее снова на улицу выкинет. Уж я его сколько раз застукивала, когда он ее в чулан тащил. Вчера поднимаюсь по лестнице, смотрю — перегнул он ее через перила и давай месить, прямо как кобель сучку. — Она тяжело вздохнула. — Я ведь делаю все, что могу, да разве же за ним уследишь… У меня ведь не сто глаз, правда?
— А как же ты? — спросила я. — К тебе он не пытается приставать?
Флорри насмешливо фыркнула.
— Пусть только попробует… Получит, как в прошлый раз.
— А что было в прошлый раз? — со смехом спросила я.
— Ну, в общем — так. Я родилась и выросла в Челмсфорде…
— Так вот почему вы говорите не как кокни! — воскликнула я.
— Я бы и не смогла, милочка, даже если бы очень старалась. Мой доктор научил меня говорить правильно, я уж так привыкла.
— Какой доктор?
— Послушай, я бы уже давно все тебе рассказала, если бы ты не перебивала меня на каждом слове. Так вот, когда мне было лет двенадцать, я устроилась прислугой в дом к одному доктору — мистеру Хаддлу. Он хоть и был женат, однако в первую же ночь забрался ко мне в постель. Помню, он еще сказал: «Сейчас доктор будет делать ай-болит». Вечно он придумывал всякие смешные словечки. Всегда подпустит такую вот шпильку, да все с таким серьезным видом — просто умора.
— Ну так, — снова перебила я Флорри, — что там было дальше?