Даровые деньги. Задохнуться можно
Шрифт:
Тот, кто наложил шесть швов на корову, знает, что делать. Джон мгновенно предъявил воду, вату и йод, прибавив для веса сочувствия. Естественное любопытство он выразил после операции.
– Так что случилось?
– Ну, сперва я увидел, как этот Твист лезет в окно.
– Твист?
– Он самый. Из «Курса».
– Доктор Твист лез к нам в окно?
– Да. Собирался нас ограбить.
– А ты что?
– Заставил его делать гимнастику. Но он ухитрился выскочить, и мы с Эмили за ним погнались. Увидев, что он в кустах, я туда кинулся,
Джон не стал спрашивать дальше. Этот несообразный рассказ явно показывал, что Хьюго если не безумен, то близок к безумию. Сейчас ему нужен отдых.
– Пойди-ка ты ляг, – сказал Джон. – Вроде я все хорошо заклеил, но покажись завтра врачу.
– Кому, Твисту?
– Нет, не Твисту, – мягко отвечал любящий брат. – Доктору Бейну, тут, у нас.
– С этим Твистом надо что-то делать, – не унимался Хьюго.
– Я бы на твоем месте о нем забыл. Выбросил из головы.
– Что ж мы, будем тихо сидеть, пока нас грабят всякие гады?
– Главное, не волнуйся. Пойди поспи.
Хьюго поднял брови, но быстро опустил, это оказалось слишком больно. Он просто посмотрел на Джона с холодным удивлением.
– Да? – проверил он. – Ну что же… Пип-пип!
– Спокойной ночи.
– Привет твоей Альфе и маленьким сепараторам.
– Спасибо.
Джон проводил кузена до ворот и, глядя, как он движется к дому, был доволен, что все обошлось. Когда он стал набивать трубку, из-за угла показалась Эмили, очень возбужденная.
– Ах, красота! – сказала собачка. – Какая ночь! Воры так и шастают, люди ударяются о деревья, жизнь кипит. Однако, разреши тебе сказать, твой Хьюго никуда не годится. Надломленная трость [20] . Если б ты его видел…
– Угомонись, – сказал Джон, – и ложись в корзинку.
– Ладно, – согласилась Эмили. – Ты скоро придешь?
Она побежала наверх, мечтая об удобном ложе после таких треволнений. Джон раскурил трубку и стал думать. Обычно, куря последнюю трубку, он думал о Пэт, но сейчас мысли его занимало повествование Хьюго.
20
Надломленная трость – отсылка к евангельским словам (Мтф. 12:20), которые, в свою очередь, отсылают к словам пророка Исайи (Ис. 42:3).
Сам он Твиста не видел, но знал, что тот владеет процветающей лечебницей. Мысль о том, что такой человек придет в усадьбу, чтобы ее ограбить, была уж очень странной. И как это придет в голову? Почему именно Твист? Почему не викарий или аптекарь?
Джон услышал шаги и понял, что вернулся предмет его размышлений. Лицо у него было удивленное, в руках он держал бумажку.
– Джон, – сказал Хьюго, – посмотри, это чек или нет?
– Чек.
– Пятьсот фунтов на мое имя с дядиной подписью?
– Да.
– Есть на свете Дед Мороз! – благоговейно проговорил Хьюго. – Нет, ты подумай, вхожу я в дом, а дядя зовет меня к себе и дает чек. Езжай, говорит,
– Я? Это зачем?
– Вроде бы насчет страховки. Увеличить ее, что ли. Он объяснит. Нет, ты подумай! Дядя Лестер швыряется деньгами. Значит, я был прав, когда говорил Пэт…
– Ты ее видел?
– Да, встретил утром на мосту. И говорю ей…
– Она… э-э… про меня не спрашивала?
– Нет.
– Нет?
– Ну, не помню. Я о тебе упомянул, но вроде бы не спрашивала. – Хьюго положил руку ему на плечо. – Брось, Джонни! Забудь ее. Держись этой самой Долли. По-моему, ты ей нравишься. Что-то я такое вчера заметил, как-то она так смотрит… Застенчиво, что ли. Понимаешь, ты слишком тихий. Ты себя недооцениваешь. Помни, жениться может каждый, если приналяжет. Возьмем Бессемера. Истинный страхолюд, ноги – вот таки-ие, лицо – вроде ореха. И что же? Кто-то клюнул. Словом, не теряй надежды. Да по сравнению с ним ты вполне ничего! Одни уши…
– Спокойной ночи, – сказал Джон.
Он набил трубку и повернулся к лестнице, по мнению Хьюго – как-то резко.
8
Старший сержант браво взошел на второй этаж и постучался. За дверью кто-то чихнул, потом спросил:
– Это Фладдери?
Шимп, обложенный подушками, сидел на диване. Лицо у него горело; взгляд из-под распухших век испугал бы более тонкого человека. В конце концов, сержант был верзилой с широкой лоснящейся физиономией. Легко ли на это смотреть, когда тебе худо? Мало того, Шимп знал, что голос у него зычный и пронзительный, словно раскаленная пуля. Таких сержантов можно вынести только при хорошем здоровье.
– Что дадо? – мрачно спросил медик.
Фланнери глядел на него с той обидной снисходительностью, с какой здоровые глядят на больных. При этом он крутил ус. До его появления Шимп высоко ценил свои усики, но один взгляд на соперника пришиб его начисто. Ус ы у сержанта были светлые, пушистые, загнутые вверх, в общем – такие, каких в миру не добьешься. Лелей свою поросль, ухаживай за ней, гордись ею, но настоящими усами, в высшем смысле слова, она не станет, если ты не в армии.
– От это да! – сказал сержант. – Простуду какую схватили!
Словно подтверждая это наблюдение, Шимп снова чихнул.
– Надо чего-нибудь сделать, – предложил сержант тем голосом, каким обычно командовал: «Справа налево – рас-считайсь!»
– Я делаю, – отвечал Шимп, дыша паром из кувшина.
– Не-ет, тут не пар нужен, – возразил ассистент. – Как говорится, смотри в корень. Все от брюха, да. Брюхо подлечите…
– Что ваб дуждо?
– Одни говорят – хинин, другие там – камфара или корица, а я вам скажу – одуванчики и хмель. Отвар. Вы пошлите их набрать…