Дарт Плэгас
Шрифт:
– Нам нельзя разговаривать долго, – сказал Плэгас своему спутнику, когда они шли по восходящей тропинке, соединявшей скрадок с одним из охотничьих домиков. – Твой отец мог подослать соглядатаев.
Палпатин отмел это предположение:
– Он отслеживает мои звонки – поэтому я и не мог так долго с вами связаться, но даже он не настолько глуп, чтобы следить за каждым моим шагом.
– Ты недооцениваешь его, Палпатин, – сказал Плэгас, остановившись. – Я беседовал с ним в вашем родовом имении.
Палпатин раскрыл рот от удивления:
– В доме на озере? Но когда? Как…
Плэгас сделал
– Он также грозился проследить, чтобы мы с тобой больше не встречались.
Все время, пока Плэгас говорил, Палпатин расхаживал по дорожке взад-вперед, кипя от негодования и потрясая кулаками.
– Он не посмеет! – рычал он. – У него нет права! Я не допущу этого!
Ярость Палпатина волнами обдавала Плэгаса. Лесные цветы по обеим сторонам тропинки закрывали свои бутоны, насекомые-опылители встревоженно жужжали. 11-4Д покачивался, будто захваченный мощным электромагнитом. «Кто же настоящие родители этого юноши? – спросил себя Плэгас. – Они и впрямь из плоти и крови? Его будто породила на свет сама стихия. Неужели Сила настолько велика в нем, что столько лет скрывала сама себя?»
Палпатин внезапно застыл и вихрем развернулся к Плэгасу:
– Вы должны мне помочь!
– Но как? – удивился тот. – Он же твой отец.
– Посоветуйте, что мне делать! Скажите, как бы вы поступили на моем месте!
Плэгас опустил на плечо Палпатина ладонь, и они медленно продолжили прогулку.
– Можно обратить инцидент себе на пользу. Освободиться от родительской опеки.
Палпатин нахмурился:
– На Набу так не делается. Пока мне не стукнуло двадцать один, я в отцовской власти.
– Законы Набу меня не слишком интересуют, а значит, не должны интересовать и тебя. Я говорю об истинной свободе. Отказавшись от имени, ты начал свое перерождение – и ты должен его закончить.
– То есть не подчиниться отцу?
– Если это самое большее, на что ты готов пойти. И без единой мысли о последствиях.
– Но я хотел…
– Неуверенность – первый шаг к самостоятельности, – сказал Плэгас. – За ней придет и мужество.
Палпатин встряхнул головой, словно пытался прояснить мысли:
– И что я буду делать тогда?
– А что бы ты хотел делать, Палпатин? Если бы это зависело только от тебя.
Юноша помедлил:
– Я не хочу жить той жизнью, какой живут обычные существа.
Плэгас внимательно посмотрел на него:
– Ты считаешь себя исключительным?
Палпатин смутился:
– Я только хочу, чтобы моя жизнь была исключительной.
– Не извиняйся за свои желания. Исключительной в чем?
Палпатин отвел взгляд.
– Зачем сдерживаться? – спросил Плэгас. – Если хочешь мечтать – мечтай по-крупному. – Помолчав, он добавил: – Ты говорил, что политика тебя не интересует. Это так?
Юноша сжал губы:
– Не совсем.
Плэгас застыл на середине пути:
– И как далеко простирается твой интерес? К какой должности ты стремишься? Республиканского сенатора? Монарха Набу? Верховного канцлера Республики?
Палпатин украдкой посмотрел на мууна:
– Вы разочаруетесь во мне, если я скажу.
–
Палпатин набрал в грудь побольше воздуха:
– Я хочу стать силой, несущей перемены. – Его взгляд стал жестче. – Я хочу править.
«Вот оно! – мысленно вскричал Плэгас. – Наконец-то он признал! И кому, как не человеку, носить маску власти, пока бессмертный владыка ситов правит из-за кулис?»
– А если не выйдет? Если не править – что тогда?
Палпатин стиснул зубы:
– Или власть, или ничего.
Плэгас улыбнулся:
– Предположим, я готов помочь тебе ее обрести.
Потеряв дар речи, Палпатин уставился на него. Он смог сказать только:
– Что же вы попросите взамен?
– Лишь одного: чтобы ты был неотступен в своем стремлении освободиться. Чтобы воплощал в жизнь свои амбиции, делая для этого все, что необходимо. Чтобы был готов рискнуть своим сомнительным благополучием и понимал, к каким последствиям это приведет.
Не дойдя до охотничьего домика, Плэгас свернул в сторону пышно растущего сада и увлек спутника в небольшую беседку.
– Я расскажу тебе кое-что о своем прошлом, – начал он. – Я родился и вырос не на Муунилинсте, а на планете, именуемой Майгито, и матерью моей была не супруга моего отца, а его вторичная жена – как это принято называть у муунов. Лишь когда я достиг совершеннолетия, отец вернулся на Муунилинст, и я получил первое представление о планете, давшей начало моему народу. Из-за строгих демографических законов Муунилинста лишь тем муунам, у которых достаточно влияния, – таким, как мой отец, – позволялось привозить домой отпрыска, родившегося на другой планете – не говоря уже о бастарде. Другие члены семьи считали меня чужаком: в их представлении, я не обладал законными правами и светскими манерами, присущими уроженцам Муунилинста. Ибо если и есть что-то, что мууны презирают больше, чем мотовство, так это несоответствие установленным порядкам – а у меня таких несоответствий было в избытке.
Мои расчудесные братья и сестры были прямо-таки образцом для подражания: узколобые, до неприличия расчетливые, с непомерным самомнением, идентичным взглядом на любой вопрос и любовью к сплетням … Меня по-настоящему бесила перспектива унижаться перед этой кликой недалеких эгоистов. К их досаде, они были вынуждены признать, что я – полноценный член клана и обладаю теми же правами на обширное наследство моего отца, что и все остальные. Но, как это бывает с членами любого избранного общества, я должен был доказать, что достоин своего положения, готовя успешные финансовые прогнозы и предоставляя их на суд правящей верхушки.
Я прошел все проверки и испытания, но вскоре мой отец слег от тяжелой болезни. Когда он был на смертном одре, я спросил его, как мне разрешить мои затруднения, и он ответил, что я должен делать все, что необходимо, ибо на кону стоит моя собственная жизнь. Он сказал, что тех, кто слабее умом, нужно наставить на путь истинный – или наказать по справедливости – и что я должен любой ценой защитить свои интересы – ради себя самого, своего народа и жизни в целом.
Переведя дыхание, Плэгас продолжил: