Дарующие Смерть, Коварство и Любовь
Шрифт:
Я обращаюсь к нему по-испански:
— Сделайте общенародное объявление. Назначим цену за ее голову. Двадцать тысяч дукатов, если ее доставят живой.
Рамиро кивнул. Кровожадная усмешка:
— А если мертвой?
Мне хочется коснуться ее. Хочется сдавить руками ее горло. Хочется…
— Десять тысяч.
17 декабря 1499 года
Я поднял командирский жезл — и опустил его. Тишина взорвалась ревом. Наемники хлынули в брешь.
Жуткий
Я закрыл голову шлемом. Пришпорив лошадь, направил ее вперед. По заполнившим ров бревнам. По трупам. Через замковый двор. Сквозь едкий тошнотворный запах пороха, смешанного с кровью. В сад с пылающими фруктовыми деревьями.
Войдя в башню, я нашел Амазонку в черном шелковом облачении под серебряными доспехами. Ее выпуклости скрывал стальной нагрудник. На розовом лице выражение гордости. С двух сторон ее держали стражники.
Шепот Рамиро: «Мой господин, мы нашли ее на пороховых складах. Она пыталась взорвать их. К счастью, подмок фитиль».
Я не выказывал гнева и приказал стражникам отпустить ее превосходительство. Вручил ей пухлый кошель дукатов. Произнес изысканное приветствие. Любезно попросил подождать моего визита во дворце.
В ее глазах — ярость и ненависть. Но на губах самая учтивая улыбка — снисходительная милость.
Я сделал знак Рамиро. Он проводил Амазонку в мою комнату. С крыши цитадели я обозрел завоеванную крепость. Кровь и дым. Пожары и крики. Горы трупов, развалины стен.
Я облизнул губы. Веселье только началось.
Ее лицо в неровных отблесках свечей, уже равнодушное и припудренное. Слуги убрали остатки ужина. Я отпустил их до утра. Запер дверь. Воздух пропитан ее безмолвным страхом. Пора приступать к игре.
Я выразил восхищение ее красотой и смелостью. Плавно перешел к учтивой беседе. Я уже завоевал ее… а теперь должен очаровать.
Глаза Амазонки пристально смотрели на меня. Судили. Оценивали. Я начал поглаживать ее руку. Высказал похвалу ее мягкой холеной коже.
Постепенно ненависть, ярость и страх побледнели в ее глазах. Их вытеснило желание. Я увидел в них и обещание наслаждения.
Я позволил проявиться в глазах и собственному желанию. Само желание реально. Правда, природа его двойственна. Так же как и у нее, очевидно.
Мне хотелось прикоснуться к ней. Хотелось сдавить руками ее горло. Хотелось…
Она отплатила за мое восхищение той же монетой. Также плавно перешла к учтивой беседе:
— Если бы, мой господин, мне позволили выбрать, какой мужчина завоюет меня…
— Боюсь, вы стремитесь завоевать меня второй раз…
— Вы так же искусны в речах и игре взглядов, как и в артиллерии…
Брешь открылась. Большие пушки заряжены.
Мы танцевали под музыку тишины в тускло освещенном свечами полумраке. Наши ароматы смешались —
Я заглянул в ее глаза и увидел ее расчет. Она думала, что если я соблазнюсь ее прелестями и потеряю голову, то она обретет свободу. Она уже видела себя герцогиней Валентинуа — и в будущем королевой Италии. Ну а что же потом — нож мне в спину? Мое могущество у ее ног. Все это понятно — все ее мечты, ее алчность. Ее жалкие иллюзии. Увы, Амазонка не знала меня.
Мы поцеловались.
— Да… — страстно простонала она.
Я раздел ее, медленно. Пробежал пальцами по ее обнаженному телу.
— Подожди, — прошептала Амазонка.
Она нацепила маску скромницы. Строила из себя недотрогу. Приложила ладонь к моей груди… пытаясь остановить меня. Я обхватил ее запястье. Завел ее руку за спину. И держал ее там.
— А-ах, — простонала она.
Я поглаживал ее спину. Ласкал ягодицы. Мягко проник в ущелье между ними. Медленно.
— Не-ет, — выдохнула Амазонка.
Она поймала мою руку, пытаясь меня остановить. Я завел за спину и вторую руку Амазонки. Теперь ее запястья зажаты в моей руке. Я почувствовал биение чужого пульса.
Я вновь начал ласкать ее. Она застонала от вожделения. Ее колени поднялись, спина прогнулась.
— Пожалуйста, — прошептали ее губы.
Брешь пробита, крепость взята.
Я дотянулся до стола. Взял шелковый шарф. Согнул ее тело, притягивая ее руки к ногам. Вот они уже зажаты между ее лодыжек.
— Да, да… — пролепетала она.
Я связал ее лодыжки и запястья.
— О-о-о, — выдохнула она.
Она связана и теперь похожа на индюшку, ее ягодицы разведены. Я сбросил одежду. Подошел ближе. Пушка заряжена.
Стон: «Не так!»
— Именно так, — прошептал я.
Узкое отверстие расширилось. Мышцы сжались. Я завоевал эту стерву. Пробил ее оборону. Кровавые капли на белом шелке. Крики сменились тишиной.
Я начал одеваться. Она зарыдала. Ее голос исполнен мольбы:
— Развяжи меня… пожалуйста, Чезаре. — Она — сама нежность. Расчетливая нежность.
Я запер за собой дверь. Тихо рассмеялся. В коридор донесся ее вопль:
— Ты, ублюдок! Вернись! УБЛЮДОК! Освободи меня!
22 декабря 1499 года
Дым свечей и скрип пера. Вечер в моем кабинете. В мерцающих отблесках передо мной — лица моих слуг, офицеров, секретарей и шпионов.
— Когда мы отправимся дальше, вы останетесь здесь, — сообщил я Рамиро. — Вы останетесь править Имолой. Я хочу, чтобы вы навели тут порядок, укрепили правосудие, дисциплину — любыми необходимыми средствами. Вы понимаете?