Дары инопланетных Богов

Кольцова Лариса

— А если я войду в «Мечту», что будет? Ты воткнёшь в меня тот самый нож, который и держишь под подушкой? Но ведь нет там никакого ножа. И не было никогда. Да и опасно спать с холодным оружием в обнимку…

— Жаль, что я не догадалась взять этот нож с собой в тот отсек! — она нашла в себе какую-то, завалявшуюся в укромном углу сознания, частицу самообладания и сильно сжала колени, не пуская его дальше. Он сразу сделал вид, что просто гладит её ноги в знак дружеского и ни на что не посягающего примирения.

— С ножом? В тот отсек? Ты уверена, что смогла бы воткнуть в меня свою игрушку? Ещё одна мстительница за прекрасного и длинноногого человека, к гибели которого я не причастен. Но кто-то сделал

меня за это ответственным. Кто-то вдохновил на такой вот подвиг… Почему я не догадался сразу…

Он прижал к своим губам два сжатых кулака и замолчал.

— Разве Гелия пыталась тебя убить? — поразилась она.

— Ты думаешь, что кроме Гелии не было желающих за него отомстить? Странный разговор у нас получился…

— Да. Какой-то замкнутый круг, в котором прошлое продолжает истязать наши души совместно… Давай не будет возвращаться к этому? Раз уж я… тут с тобой, и мы помирились… — она порывисто обняла его. — Я знала, я чувствовала, что ты постоянно гуляешь тут, где-то рядом, по ночам. Я знала точно, что сегодня увижу тебя здесь. Ты учуял мой зов, как тот самец бабочки? Я так тоскую по тебе…

Порывистое объятие перетекло в длительные и, в сущности, невинные поцелуи. Как если бы это та самая девочка в бирюзовом платьице сидела с ним на брёвнах у бирюзовой реки…

Дуновение былых дней настолько ощутимо возвращало и ему, и ей утраченную чистоту чувств, хотя и путало мысли. Она схватилась за него из-за возникшего вдруг головокружения, будто и в самом деле сидит на вершине пирамиды из брёвен на берегу реки и есть риск свалиться вниз. Она пребывала там же, где и он, в том самом утраченном дне, и он видел то, чего видеть во мраке было невозможно. Как мерцает отражённое сияние бирюзовых вод в её глазах. Как уплывает её сознание, тонет в той самой быстротекущей реке, страх перед которой она так и не смогла преодолеть.

— Такое чувство, что меня утягивает течение реки, на глубину… — прошептала она доверчиво и жалобно. Если бы он взял её на руки и утащил в её комнату-шкатулку, она подчинилась бы всему. Но он чуял, что не стоит спешить. Если она выйдет к нему следующей ночью, это и будет знаком того, что вина окончательно снята и отброшена. Он засмеялся и стал тормошить её, будто хотел столкнуть вниз. Но под их ногами была надёжная лесная почва, и она ответно засмеялась, приходя в себя. Пугающие глубокие воды бирюзовой реки ушли в провалы времени, тогда как реальная река продолжала своё течение вдоль столичной окраины. Далековато отсюда, а потому и не нырнёшь в неё, как ни старайся.

— Вспомнила вдруг Дальние Пески, — сказала она. — Может, как-нибудь искупаемся там?

— Как-нибудь, — согласился он. — Да хоть завтра.

— Завтра? Нет, я не могу. У меня же назначена встреча с заказчицами в столице, а потом…

— А потом очередное бегство от того, что тебе настолько и невыносимо. И мы опять будем бесконечно разговаривать с тобой у меня в машине про тайны твоего великолепного аристократического рода…

Они дружно засмеялись. Не без грусти, что и это уже не повторится.

— У меня уже не осталось тайн от тебя, — Нэя переключилась с нижнего томления на более высокую жалость к нему. Исчерпав ресурс жалости к себе, она впервые задумалась о его глубинной ущербности. Ни оборотень, ни небожитель, а человек с большими проблемами в своём, внешне потрясающем, но внутренне больном существе. Если бы был жив Тон-Ат, как много он объяснил бы ей в нём, а она сама, маленькая невежда, всю сознательную жизнь витающая в своих красочных образах и фантазийных мирах, что она сможет изменить в нём? В сильном, неподвластном чужому и даже более мощному влиянию, своевольном, инопланетном существе? Но был ли он инопланетным, или она была инопланетной здесь, на Паралее? Нэе он казался родным изначально, даже

будучи ребёнком, она предчувствовала свою встречу с ним, когда видела в ночном небе звездолёты землян. И она нисколько не сомневалась в том, что его звездолёт в ночь, когда ушла мама, — ушла, чтобы не вернуться никогда, — висел над горизонтом. И когда желание любви, его любви и своей к нему любви, вернулось, Нэя решила лечить его своим искусством, без чьей-либо помощи и подсказки. Поэтому зная, что он слоняется ночами вокруг кристалла, она и ждала его. И вот он ей попался. И она не удивилась, а может, она опять почувствовала его зов, или он её.

Ещё какое-то время они болтали на цветочной террасе, когда он проводил её до дверей «Мечты». Они не хотели расставаться и сели у столика, где обычно Нэя с Элей по утрам пили свои напитки, уже без Антона. Преодолев в себе сексуальное тяготение к Рудольфу, Нэя даже повеселела и будто прибавила такой вот победой над своим изголодавшимся инстинктом к тому светлому чувству к нему, которое засияло в ней ещё светлее. Жалость к нему делала отношение почти материнским и родным. Она присела к нему на колени, гладя его бритую макушку. Но он-то своих устремлений не оставил и попытался повторить натиск, лаская её и побуждая к вполне определённым действиям. Понимая, как давно он пребывал в своём невольном аскетизме, по его накалу и несдержанным уже движениям, Нэя была счастлива, что они вместе отстрадали всё это время в телесном одиночестве. И тут ей на подмогу пришло то самое креслице, расшатанное Антоном, оно сломалось под Рудольфом, и они вместе свалились в клумбу и хохотали, как сумасшедшие.

Эля, — в её комнате была открыта часть окна на втором этаже, — не спала. Она только что вернулась из своего загадочного путешествия с Олегом, о котором никогда не распространялась Нэе. Может, она ревновала её к Икринке, может, сама Нэя к ней охладела, и её нисколько не интересовали тайны Эли. Подойдя к распахнутому окну, — на втором уровне здания стены уже не обладали той прозрачностью изнутри, как это было на первом этаже, — Эля увидела свою хозяйку. Та барахталась с каким-то мужиком и громко смеялась! Вошедшая в последнее время в роль повелительницы очень убедительно, так что ни у кого не возникало желания ей перечить, она уже не подпускала Элю к себе для былых откровений. Эля смогла разглядеть, что явно не Антон там внизу. А тот, о ком и подумать было немыслимо, настолько боялась Нэя одного упоминания о нём даже вскользь, думая, что Эля тупа и ничего не понимает.

— Ну и разошлась! — сказала Эля самой себе и тоже засмеялась, наблюдая комичную сцену. Высунувшись из раскрытой наполовину панели окна, она грозно, но исключительно из озорства, чтобы прогнать Рудольфа, крикнула в темноту, — Эй! Кто там бродит по закрытой для посторонних территории?! — якобы она не сумела рассмотреть в темени ночи хозяйку. Тем ни менее хохот не утихал, а только усилился. Нэя её раскусила.

Эля, как-то и вдруг заражаясь чужим и очевидным счастьем, захлопала в ладоши, любуясь и радуясь окружающей красоте мира. Возле «Мечты» вовсе не было темно. Кристалл не только освещался со стороны Главного Шоссе, но и сам излучал бледно-сиреневый свет на прилегающие террасы. Да и само небо было настолько ясным и обильно-звёздным в эту ночь. Искусственный свет от мощных фонарей вдоль Главного шоссе, поднимаясь до определённой границы и так, что нисколько не затмевал сияния бесчисленных звёзд, сливаясь с сиреневым, матовым и мягким светом самого кристалла, создавал видимость некоего натянутого, гигантского прозрачного зонтика. И тот уже заливал сверху мягким свечением сам холм, пышные купы деревьев, Нэю в светлом платье и Рудольфа в его белой безрукавной рубашке, мерцающей розоватой флюоресценцией, словно всё вокруг было втиснуто в некий волшебный хрустальный купол.